Ленин и я
Когда я учился в школе, в классе пятом, я разбил Ленина. Баловались с товарищем на перемене. Он за мной побежал, я от него — в ленинскую комнату. А там бюст вождя мировой революции. Ну он и упал. И разбился. Ну всё, думаю, сейчас меня выведут и расстреляют...
Меня не расстреляли. Но дали задание купить новый бюст. Весь город обошёл — нет Ленина в продаже. На Советском проспекте был магазин "Школьные принадлежности". Там я его и нашёл. Купил и принёс его, нового, в школу. Поставил. А потом выяснилось, что какой-то местный Кулибин разбитого Ленина склеил. Был один бюст Ленина в школе, а стало два...
Море
Я ходил в море. Начинал юнгой. На "Черноморской славе". Юнги работали и вахты несли наравне со взрослыми. Может быть, немного меньше. Поэтому мне казалось, что вся моя жизнь будет связана с морем.
После армии я, конечно же, тоже пошёл в море. Один из последних рейсов я делал в 1975 году на "Белогорске". Как-то мы подошли к американскому порту Фалмут. Был шторм, поэтому нас сразу в порт не пустили. Мы болтались несколько дней на рейде, потом всё стихло, мы зашли. Меня отпустили в увольнение на берег. Зашёл в бар, разговорился с барменом. О музыке, разумеется. И вдруг бармен говорит: только сегодня, когда всё стихло, от нас Джон Леннон и Йоко Оно уехали. Жили здесь пять дней. Вы сюда, они отсюда. У них тут свой остров недалеко... Ну вот, ё моё, не подфартило-то как!
Заход русских в американский порт был настоящим событием для местных. О нас все газеты написали. Там мы должны были сыграть в футбол с курсантами военно-морской академии. Реально международный матч. Мы приехали на стадион. Мы на одной стороне поля, какая-то команда на другой тренируется. Явно не наши курсанты. Полупрофессионалы какие-то. Ждём, ждём, а наши соперники всё не едут.
Тогда к нам подошёл тренер команды с другой половины поля. На очень ломаном русском языке говорит: "У вас с вашим противником не получается, не хотите ли с нами сыграть?".
Наш капитан Лев Берёзкин, отчество я уже, к сожалению, не помню, собрал нас и говорит: "Ну что, ребята, делать будем?".
Там команда серьёзная. Думаю: ни фига себе, сейчас они нам понапихают по самое не хочу. А американцы — такая нация, всё ищут повод себя показать. Ну я и говорю: "Не, давайте не будем".
Решили не играть. Прошло 15 минут. Опять с другой половины поля к нам гонец-посланник. Говорит: если вы согласитесь, то мы вас приглашаем на банкет в свой клуб...
А вот это уже ну совсем другое дело! Ну... Уговорили они нас. Мы согласились. И... началась настоящая футбольная бойня. Я в прыжке головой хотел мяч достать, а мне коленом попали. На всю жизнь запомнил. У меня такой синяк был! Вначале чёрный — не синий, не тёмно-синий, а чёрный. Потом он желтел. Потом стал фиолетовый, но с оттенками всех цветов радуги.
Первый тайм мы сыграли со счётом 0:0. Когда свисток судьи раздался, я где стоял, там и упал. Сразу. На пароходе ты мало двигаешься, какие там тренировки? А против нас полупрофессиональный клуб Фалмута. Такие кони!
Они потом к нам в гости приходили, принесли фотографии, кто где играл. Стадионы — как у нас в Москве! Там один негр у них был. Он как рванёт! Я другу кричу: "Вова, держи негра!". А он мне: " Ты чего?! Их в Африке леопардами травят, они же бегают — как по воздуху летают!".
Во время перерыва у нас взяли интервью. Меня спросили, кто я, откуда я, чем увлекаюсь. Я им рассказал, что коллекционирую винил — пластинки.
Матч кончился. Мы проиграли со счётом 1:0. В раздевалке мне наши говорят: "Сань, там тебе американцы какие-то пластинки принесли". Выхожу. Стоит очередь. У кого одна пластинка, у кого две, четыре. И всё для меня!
У меня потом товарищ с парохода начал выпрашивать: "Сань, дай пластинку". Я-то их собираю, а этому зачем? А он мне отвечает: "Так на шару же".
Банкет в этом клубе был прекрасно организован. Но мы говорили больше "о птичках": вомен, дринк, мьюзик. О политике-то нельзя было разговаривать. Нам, во всяком случае. Нормальные люди были эти американцы. Но о России знают ноль целых одну десятую.
Я с ними о музыке начал разговаривать. "Слейд", "Свит"... А американец меня спрашивает: "А кто это?". Объясняю, что это английские ансамбли такие. А он мне и говорит: "А зачем мне эта маленькая Англия?".
Музыка "на костях" и джинсы для детей
Музыку я для себя начал открывать в 1963–1964-м. Слушали музыку "на костях". Тогда советские умельцы научились при помощи утюга в домашних условиях записывать на старые рентгеновские снимки. Качество ужасное. В Калининграде в районе Центрального рынка была палатка, там и записывали. Люди слушали эти "пластинки" на вертушках. Смотришь эту пластинку на свет, а там кости, рёбра, лёгкие чьи-то... Поэтому они и назывались "на костях".
А началось всё с сорокопятки "Битлз". Кто-то из морей привёз. Мне сестра принесла послушать. Это меня тогда и зацепило на всю оставшуюся жизнь. Моряки всегда что-то покупали во время заходов в иностранные порты. Кто-то из рейса пёр пачки мохера, кто-то ковры. Я же пёр пластинки. Ну и джинсы, конечно.
Морякам платили не так много. Приходишь в магазин, а там джинсы за 20 долларов. А у тебя всего десять. А джинсы хочется. Нас потом шипчандлер, местный торговый агент, снабжающий суда провизией, рассказал, как надо правильно джинсы покупать. Мы присматривали себе джинсы в отделе для взрослых, а надо было покупать в отделе для детей. Дети разные же бывают. Мы пришли в детский отдел. Джинсы нужных нам и вполне себе взрослых размеров — два доллара. А ещё можно было покупать на распродажах. Я на такой распродаже однажды купил себе костюм — это что-то! После рейса, святое дело, пошли в ресторан "Атлантика". Я был в этом костюме. Ко мне потом полвечера музыкант из ресторанного ансамбля приставал: продай да продай, я тебе за него два джинсовых костюма дам. Не продал.
Это был хороший костюм. С накладными карманами. За 190 долларов. Но на распродаже я его за десять купил. Брюки были немного длинноваты, пришлось их подрезать.
Последний мой рейс был на Мадагаскар. Но до Мадагаскара мы не дошли. Как-то на завтрак экипаж покушал консервированное сердце. И отравился экипаж. Зашли мы в порт Элизабет. Это рядом с Кейптауном. Там нас две недели лечил Красный Крест. Я там первый раз увидел сёрферов. Это было нечто...
На берегу
Настоящий матёрый моряк обязательно должен был пойти по возвращении посидеть в ресторан. Ресторан "Балтика" на Леонова. Сейчас там "Гранд Холл". "Атлантика" также котировалась. А до неё — ресторан "Гудок" на Южном вокзале. Были ещё и кафешки разные, где наливали. Питейных заведений хватало. Народ тогда так не бухал, как сейчас.
Конечно, город был другим. Я помню, как в Чкаловск приехал на своём такси и ко мне два лётчика взмыленных бегут: "Шеф! Срочно! На Южный вокзал! Рижский поезд!". До отправления поезда оставалось семь минут. Я их чемоданы в машину на ходу забрасывал. Светофор был только на площади Победы. Успели. А сейчас? Я как-то с приятелем в Гвардейск собрался. 50 минут из города выбирались, до Гвардейска за 15 минут доехали.
А лучшей гостиницей была "Москва". Я когда в такси работал, возил туда Геннадия Хазанова и актёра Николая Крючкова. Это потом гостиницу "Калининград" построили.
Первой моей машиной был "Запорожец". А потом мне повезло: по случаю удалось купить "Жигули", первую модель. Зашёл к товарищу-моряку. Он в рейс собирался, деньги нужны были. И ударил где-то свои "Жигули". Пошёл к какому-то старику — мастеру. Старик насчитал ему за ремонт бешеную сумму по тем временам — 1200 рублей. Таких денег у него не было. Я занял пятьсот рублей и купил машину.
Приехал на станцию техобслуживания. Она тогда одна на весь город была. Ребята посмотрели и говорят: отремонтируем, сто рублей. Я спрашиваю: "Как сто рублей?! А ему какой-то старичок 1200 насчитал!". Они рукой машут: "А это Палыч. Мы его знаем. Он всё в старых, дореформенных деньгах считает..."
Пластинки
Музыка — смысл моей жизни. Барахоловка на острове действовала с 1975 года. Сейчас на этом месте супермаркет "Виктория". Пришёл, заплатил за место — торгуй. У нас, меломанов, был свой угол — в самом конце, возле туалетов. Чаще всего пластинками менялись. Хорошая пластинка стоила 40–60 рублей. Средняя зарплата начинающего инженера — 120 рублей. По барахоловке ходили контролёры. Они проверяли, есть ли у тебя талончик — заплатил ли ты за место и право продавать. Если у тебя талончика нет — это уже совсем другая история. Это уже незаконное предпринимательство.
Но меломанов всю жизнь гоняли. С барахоловки мы ушли на Гагарина. Собирались перед бензоколонкой, справа. Но нас и оттуда погнали. Меня как-то поймали. Я после моря в таксопарке работал, ну и пришла бумага из милиции на работу. Вызвали меня к начальству. Пришёл. Кроме меня, ещё человек десять стоит. Кого-то за невыполнение плана, кто-то водку продавал, его поймали...
Захожу на заседание месткома. Это же 1976 год, в месткоме — ветераны-фронтовики. Один спрашивает: "План не выполняешь?". — "Нет, — говорю, — выполняю". "Машину государственную в личных целях использовал?" — "Нет, не использовал". — "А за что тебя сюда? За какие такие пластинки?" — "Ну, — говорю, — за музыкальные. Которые на проигрыватель поставишь, и они играют... Ну там... "Амурские волны"..."
Вы бы видели, как этот ветеран орал: "Они что, охренели?! Иди, работай, план давай! План нужен, какие пластинки, милиции делать больше нечего?!".
Но были и другие истории. Человек в КТИ учился, заканчивал. Его задержали с двумя пластинками под мышкой. И по распределению направили на Сахалин — в качестве наказания. Он всю жизнь там прожил. Вот только два месяца назад вернулся. За пластинки можно было уехать, куда Макарка телят не гонял — Дальний Восток, Совгавань... Так что пластинки — это было весело. И серьёзно.
А потом, когда Медведев, наш будущий тогда президент, пригласил в Кремль мою любимую группу Deep Purple, я подумал: наверное, я правильную музыку в своей жизни слушал...
Таксопарк как городская легенда
В городе был один таксопарк. Устроиться туда была целая проблема. Только по великому блату. 1200 человек работало, 600 машин. На линию выезжаешь — сдаёшь правила, врача проходишь. Не сдал правила — работать не поедешь. Для начала надо было три года за рулём просидеть — тебе ведь доверяли возить людей. Это сейчас три месяца отучился — и пожалуйста, уже таксист. В семидесятые восемьдесят процентов таксистов были бывшие моряки. Конечно, какой-то график существовал, но его разрешалось нарушать. Главное — план давать.
Когда я пришёл на работу в таксопарк, мне дали разваливающуюся колымагу. Она на кирпичах стояла. Пошёл на склад — запчастей нет. А работать надо. У меня уже двое детей к этому моменту. Смотришь: стоит чужая машина разобранная, что-то там у неё разбито. Ну и свистнешь то, что тебе нужно. Так и восстановил автомобиль. Подхожу к механику, говорю: "Путёвку подпишите, я выезжаю". А он: "Как выезжаешь, на чём выезжаешь?!".
Я в таксопарке 15 лет отработал. С 1975 года. Зарплата — 40 рублей аванс, 80 — получка. Плюс сдача, чаевые. Ну и народ "химичил", как мог. Кто-то по ночам водку продавал.
А потом музыка стала моей профессией.
Музыка
Я сегодня могу любую пластинку найти. В Англии, Бельгии или Голландии. Но цены! Но всё равно — пластиночку в копилку положишь, она лежит и радует. Сейчас у меня их где-то около тысячи. Но у меня нет задачи набить закрома. Я никогда не собирал пластинки одной группы от корки до корки. Для меня важно настроение. Сегодня такое настроение — буду слушать "Роллингов", завтра другое — буду слушать UFO. А есть коллекционеры, которые собирают один альбом, выпущенный в разных странах. Коллекция получается гигантская. Есть альбом любимой группы, выпущенный в Англии, Швейцарии, Аргентине, Польше. Коллекция большая, а музыки у него раз, два — и обчёлся. Я этого не понимаю...
Проект "Народный архив: повседневность Калининграда 1960–80-х г." реализуется АНО "Музей городской жизни" с использованием президентского гранта.
Одним из героев проекта стал легендарный калининградский фарцовщик. Моряки китобойной флотилии "Юрий Долгорукий" рассказали о рейсах и жизни на берегу.