Александр Быченко, создатель частного музея Altes Haus, рассказывает "Клопс", о своём новом проекте и о том, как рождаются идеи, меняющие жизнь.
— Частный музей — как ты пришёл к этой идее?
— Всё случилось... случайно. Я затеял ремонт в своём доме. Ремонт с размахом. Капитальный, чтобы не сказать — глобальный. Мы с женой, дочерью и собакой переехали на съёмную квартиру в старом немецком доме на улице Пугачёва и собирались прожить там три месяца.
В этой квартире было много отреставрированных старых немецких вещей, не годящихся для использования в современной жизни, но очень красивых. Мы в этой квартире портили всё. Рядом со старинным шкафом на полу лежал матрас, на котором мы спали, телевизор мы водрузили на старинную тумбочку. Среди этого антикварного великолепия под прекрасной люстрой на потолке бродила наша собака.
Вместо трёх мы прожили в этой замечательной квартире девять месяцев. К нам приходили друзья, иногда мне казалось, что не столько к нам, сколько посмотреть мебель, посуду, люстру. Иногда приводили своих друзей. И вот как-то раздаётся звонок с неизвестного мне номера: "Александр, здравствуйте. Я из Новосибирска. Наши друзья из Питера услышали о вашей квартире от своих друзей из Москвы, которые приезжали к своим друзьям в Калининград и приходили к вам смотреть квартиру. Мы сейчас в Калининграде, можно мы придём посмотрим?".
Скоро мы поняли, что водим по нашей квартире мини-экскурсии. При этом я к истории Калининграда — Кёнигсберга имел самое что ни на есть любительское отношение и до сих пор не считаю себя экспертом по чему-то там кёнигсбергскому. А тогда вообще ничего про это не знал.
Люди задавали много каверзных вопросов. Мы полезли в Википедию, но быстро убедились: это далеко не самый замечательный источник информации о родном городе. Нас познакомили с некоторыми калининградскими археологами и историками. Мы начали покупать книги, путеводители. И как-то всё это нас сильно увлекло.
И вот — о чудо! — ремонт закончен. Мы вернулись к себе домой и поняли, что в нашем замечательно отремонтированном доме нам физически не хватает этих люстр, столов и стульев из натурального дерева, щипчиков для завивки усов и прочего. И тогда я продлил аренду той старой квартиры на Пугачёва. Вместе с моим другом Олегом Шишпановым, антикваром и реставратором, мы устроили в ней что-то вроде магазина для собирателей. Люди в спокойной обстановке, выпив рюмку коньяка, могли внимательно рассмотреть понравившуюся им антикварную вещь. И те 20 человек в Калининграде, которые могли себе это позволить, побывали у нас в течение месяца. И, конечно же, встал вопрос: а что дальше?
— А что было дальше?
— Ребята, которые к нам приходили, часто произносили фразу "У вас как в музее". Видимо, это как-то отложилось на подкорке. Мы посидели с женой, с Натальей, подумали. Решили сделать магазин с небольшой музейной функцией. Начали пиарить это место в социальных сетях. И тут снова случилось нечто совсем для нас неожиданное: незнакомые нам люди начали нам помогать. Многие — бескорыстно. Нам приносили старые вещи, книги. Телеведущая, переводчица, кулинар Светлана Колбанёва — мы с ней в параллельных классах в школе учились — колоссально помогла, перезнакомила нас с гигантским количеством интересных людей. В своей предыдущей жизни я никогда не смог бы познакомиться с историком моды Александром Васильевым, писателем Михаэлем Виком, директором Британского музея Макгрегором. Ну вот где я их встретил, если бы не музей?!
Это наше с Натальей дело тянуло немало денег. Мы проводили платные мероприятия, но этого не хватало. Я для себя поставил задачу, чтобы музей работал хотя бы "по нулям".
Как-то мы с Натальей оказались на конференции по социальному предпринимательству. Для меня, человека из бизнес-среды, словосочетание "социальное предпринимательство" было странным. Социальное — это одно, предпринимательство — другое. И им никогда не понять друг друга. А тут вдруг выясняется, что мы с Наташей и есть те самые социальные предприниматели.
Я потом для себя пытался сформулировать, чем же таким мы занимаемся. Знаете, как в бизнесе: ты чем занимаешься? Водкой, технологиями, авиацией, строительством... А здесь как ответить?
Мы занимаемся сохранением наследия. Наследия культурного, исторического, без привязки к национальности, географии, политических установок. В этом отношении мы всеядны. Во время одной из лекций в нашем "Альтес Хаус" мы познакомились с археологом Романом Широуховым. И тогда появилась идея сделать несколько научно-популярных экскурсий.
Мы ездил практически по всей Калининградской области. Некоторые участники этих, как мы их называли, экспедиций до сих пор считают их революционными. Экскурсию вёл не экскурсовод, а самый настоящий учёный-археолог. А тот артистизм, юмор и интеллигентность, с которыми Роман вёл экспедиции, сделали наш продукт реально уникальным. К сожалению, Роман Широухов уехал, пишет очередную научную работу, и экспедиции прекратились. Надеюсь, временно.
А мы съехали с улицы Пугачёва, купили квартиру на Красной и полностью её отреставрировали.
Когда мы начинали, мы ничего не понимали в музейном деле. Я представлял музей как нечто древнее, пыльное, неинтересное. И вдруг в какой-то момент я понял, что музей — это и есть то самое дело моей жизни. И что это дело может быть не только интересным, но и коммерчески прибыльным, принося пользу всему городу.
В той или иной степени всё, что случается сегодня, уже когда-то с нами случалось. Как ни странно. При этом человечество создало всего три института памяти, в которых она хранится, обобщается, изучается, систематизируется. Это архивы, библиотеки и музеи. И если власть ставит перед собой вопросы, куда и как идти обществу, в каком направлении развиваться, чего стараться избежать и не повторять, то власти надо идти в архивы, библиотеки и музеи. Именно там хранятся ответы на все эти глобальные вопросы.
— Но так не происходит.
— Часто представители власти воспринимают архивы, библиотеки и музеи как склад старых вещей, книжек и другой ненужной информации. Это беда и самих институтов памяти.
— Но все они консервативны по умолчанию.
— Кто сказал? Мы сами себе устанавливаем рамки. Мне кажется, что в итоге будет некий единый институт, в котором архивы, библиотеки и музеи сольются во что-то одно. Не я это придумал, есть прекрасная книга "Мнемософия" Томислава Шола. Я её сейчас читаю, с трудом пробираясь сквозь термины.
— Сейчас вы работаете над созданием музея советского периода "Дом китобоя". Каким он будет?
— Мы хотели сделать настоящую калининградскую коммуналку советского периода. В этом музее можно и нужно трогать экспонаты руками, чтобы в этой коммуналке взаимодействовали её жители — переодетые актёры. Такой музей не может располагаться в жилом доме, нам нужно было большое нежилое помещение в центре. Андрей Ермак, министр культуры, помог нам, мы нашли помещение во дворе областной научной библиотеки. Отдельный вход с улицы, двор, в котором можно проводить разные мероприятия: блошиные рынки, показы мод и так далее.
— То есть концепция нового музея та же, что и у "Альтес Хауса"?
— Наш "Альтес Хаус" сильно отличается от традиционных музеев — например, тем, что у нас всё можно трогать. Посетитель погружается в повседневный быт людей того исторического периода. Это в больших музеях рассказывают о великих свершениях, полководцах, политике, войнах. А мы рассказываем о человеке. Я убеждён, что центром истории всегда должен быть человек. У нас есть даже экскурсия-квест: мы рассказываем о предметах быта, предлагаем посетителям ответить, для чего использовалась та или иная вещь. Рассказываем об истории района, улицы, о жизни в XIX — начале XX века. Так жили люди в Кёнигсберге, Берлине, Лондоне, Париже, Амстердаме, Санкт-Петербурге, Рязани, Тобольске, в любом крупном российском городе. И так же мы бы хотели рассказывать о жизни в советском Калининграде. Прошло каких-то 50 лет, но мы уже мало что помним из той эпохи...
— Несмотря на то что с точки зрения истории всё это было вчера?
— В нашем представлении сто лет — это гигантский отрезок истории, а на самом деле это миг. Например, церковь на Острове, Крестовоздвиженский собор, была построена в 30-х годах XX столетия в прусском Кёнигсберге, а девятиэтажки вокруг — в советском Калининграде в семидесятых годах. По факту эти два здания из разных миров. А их разделяет всего сорок лет.
— То же самое и с советским периодом?
— Память уходит. Калининграда, в котором я родился и вырос, уже нет. Есть совсем другой город. И не только по архитектуре. Другой по количеству зелёных насаждений, по чистоте, по числу автомобилей на улицах, по менталитету жителей, по запаху, по звукам, традициям, ритуалам… И ещё чуть-чуть — и некому будет рассказать о том, что было. Конечно, останутся документы и газеты, но они не расскажут, как, например, во время приезда Хрущёва в Калининград в 1956 году мой дядя вместе со своим отцом пошёл его встречать. Хрущёв ехал в открытой машине. Дядя и его отец стояли на перекрёстке проспекта Мира и Кутузова. Дядя отвлёкся, Хрущёв проехал, и маленький пятилетний мальчик увидел только лысый затылок человека, на которого он пришёл посмотреть и час простоял в ожидании. И тогда мальчик заплакал.
В том, что Хрущёв приезжал в Калининград, есть информация, но нет жизни. А в истории с тем мальчиком жизни хоть отбавляй.
— Как-то мы говорили с тобой про философию новых музеев. На Западе это уже не просто место, где хранятся какие-то вещи и документы. В такой музей идут не за информацией, а за эмоциями. В результате музеи начинают превращаться в некий арт, когда можно и нужно трогать экспонаты или, просунув голову в дыру на потолке, посмотреть красочную и очень эмоциональную схему Куликовской битвы...
— Да, сегодня в музей идут за эмоциями, за информацией — в интернет. Ещё не так давно музей был не для посетителя — посетитель был для него. Сейчас всё развернулось ровно наоборот. Иногда это плохо. Часто музеи, чтобы привлечь как можно больше публики, снижают планку и опускаются до уровня потребителя. Или работают в угоду политической конъюнктуре и пытаются всё это сделать очень дорогостоящими средствами. Но деньги не компенсируют плохой вкус и незнание психологии посетителя. При этом сам посетитель далеко не всегда знает, что ему надо. Поэтому современный музей должен поднимать посетителя до своего уровня, должен учить, воспитывать, привносить в жизнь человека что-то светлое. Это можно делать, начиная с музейного гардероба.
— А в вашем "Альтес Хаусе" были случаи, когда посетители пытались что-то украсть?
— Мы очень переживали по этому поводу, думали, что у нас будут красть постоянно. Моя жена особенно сильно переживала. Я ей сразу сказал: слушай, мы с тобой позиционируем наш музей как открытый и доступный и если у нас будут пропадать вещи, это просто издержки. Будем считать, что пропавшая вещь человеку очень сильно понадобилась. Прошло четыре года. У нас пропало три вещи, две из которых мы нашли. Так что единственная вещь, которая у нас пропала, — это маленькая лупа. Мы знаем, кто её взял. К нам на экскурсию пришла семья с двумя маленькими пацанами. Одному из них эта лупа ну очень понравилась. Он просто не смог с ней расстаться. Знаете, как это бывает у детей? Когда ты не можешь себя побороть и душу отдать готов за какую-то потрясающую штуку. Уверен, именно это и произошло. Бывает.
— Кто будет жить в создаваемой вами калининградской коммунальной квартире?
— Типичная калининградская публика. Это коммунальная квартира в Калининграде 1960–1970-х годов. Это морской город, пропахший солью, морскими ветрами, романтикой. Часть квартиры будет занимать семья китобоя.
— Почему именно китобоя?
— Потому что китобои — самые легендарные изо всех калининградских моряков. Известная история, как китобой возвращался домой из рейса на трёх такси. Первое такси везло его чемодан, второе — фуражку, в третьем такси ехал сам китобой.
На самом деле это про участников первых сельдяных экспедиций. Это была тяжёлая и опасная работа, моряки из экспедиций привозили гигантские деньги. И тратили их с таким незамысловатым шиком.
Я не застал времена китобойной флотилии "Юрий Долгорукий". Я родился в 1969-м, китобойная флотилия прекратила своё существование в 1975-м. Но я помню эти разговоры, эти воспоминания. Поэтому, конечно же, это будет китобой. Скорее всего, механик и его семья: жена и двое детей.
А в другой комнате будет жить пожилой интеллигентный человек, журналист, а может быть, преподаватель калининградского вуза. Это вымышленные персонажи, но имеющие множество реальных прототипов.
— Где вы находите эти истории реальных людей?
— Мы их собираем. Этот проект называется "Народный архив Калининграда 1960–80-х годов". Он реализуется на грант Президентского фонда. Студенты и старшеклассники 49-й школы с помощью специального опросника опрашивают своих родственников и знакомых. Нам уже удалось собрать несколько десятков интервью, большое количество фотографий и других артефактов. И это действительно народный архив, рассказывающий о большом пласте в истории нашего города.
— Какое самое главное открытие ты сделал для себя в том, уже не существующем Калининграде?
— Я воспринимал город с точки зрения подростка, ребёнка. Мне казалось, что это был такой тусклый мир, сильно отличающийся от того, в котором мы живём сейчас. Сейчас я понимаю, что и в той жизни люди точно так же любили, рожали детей. Жили, говоря одним словом.
— Ты делаешь музей 1960–70-х. Я где-то читал, что в Дании уже работают над музеем, посвящённым двухтысячным.
— Время стало идти быстрее. Моя дочь-школьница, когда первый раз увидела телефон с наборным диском, не знала, что это такое и как им пользоваться. А когда села в старые "Жигули" наших знакомых, пришла в восторг от ручки, которой опускалось и поднималось стекло. И тогда я понял, что мы с ней из разных эпох...
— В советские времена коммунистическая идеология глубоко пропитала собой жизнь простых людей. В вашем новом музее будет что-нибудь про это?
— Мы не будем ни о чём молчать. Мы хотим рассказать в том числе и о взрыве Королевского замка. Для меня мой город не делится на Кёнигсберг и Калининград. Это один город. И этого искусственного разделения мы стараемся избежать. Мы стараемся сделать Кёнигсберг более близким и понятным, я хочу протянуть от музея "Альтес Хаус" к "Дому китобоя" нить.
— Уникальные интервью и фотографии, которые вы собрали, какова их дальнейшая судьба?
— Не знаю. Скорее всего, большая часть этого уникального материала будет передана в Государственный архив Калининградской области, как и твоё интервью с бывшим фарцовщиком.
В субботу. 14 июля, в арт-пространстве "Ворота" состоится День китобоя — праздник Калининграда 1960–80-х годов.