Когда мой отец, Ульянов Виктор Иванович, штурмовал Кёнигсберг, ему было 20 лет. В 2000-м его не стало. О войне не любил говорить. Что-то узнать от него удалось только к концу его жизни.
Пишу так, как я это воспринял и запомнил.
Отец был радистом-корректировщиком бригады тяжёлых миномётов РГК (Резерва главного командования). Он корректировал огонь на передовой, при прорывах шёл с пехотой. При первой попытке штурма Кёнигсберга с конца января 1945 года был в войсках, которые пытались перерезать шоссе на Балтийск в районе пос. Космодемьянского (теперь я здесь живу). Сначала для немцев это было неожиданностью. Они выходили из домов, потягиваясь и позёвывая, и, увидев русских, садились на землю.
Людей и техники в нашей армии после боёв от самой границы осталось мало. Контрудар немцев был жесток. Когда вышли с передовой, в строю осталось 47 человек из примерно 400 двигавшихся от границы. Потом были переформирование и переброска на юг от Кёнигсберга, бои в районе Мамоново, на территории Польши. После немецкого котла на Бальге начали готовиться к штурму Кёнигсберга в районе Голубево — Ласкино.
Виктор Ульянов
В составе штурмовой группы путь от молокозавода до входа в парк им. Калинина отец прошёл — вернее, прополз — за трое суток. Он не говорил о подвигах и героизме, зато смеясь рассказывал, как первый раз в жизни поспал на перине в подвале здания военкомата Балтрайона и там же, во дворе, покатался на велосипеде, тоже впервые. А вокруг гремело. На вопрос: "А если бы снаряд залетел?" — ответил: "Они везде летали".
Потом был путь от ул. Тихорецкой через болото и станцию Сортировочную к двухъярусному мосту. Другие штурмовые группы уже взяли вокзал, но когда он остался позади, там снова начался бой.
Рванули к мосту — а там не давал поднять головы пулемёт, который бил с вышки у насыпи, она и сейчас стоит. Разведчики уничтожили пулемётчика и сказали, что он был прикован цепью то ли к пулемёту, то ли к стене.
Двухъярусный мост был взорван, его фермы уходили под воду. В узком месте разведчики набросали досок. Огонь был шквальный. Многие уходили под воду молча, многие просили о помощи. На правом берегу взяли здание холодильника. Он сейчас цел, там торгуют мясом. Разрешили отдохнуть, поспать. Только уснули — всех растолкали сапёры: здание заминировано. Некоторые отказывались выходить, не было сил. Сапёры сработали за 15 минут до взрыва, показали большие часы в здании, которые и служили миной замедленного действия.
Снова приказ. Все бегут к оврагу у нынешней детской областной больницы и по нему — к нынешнему парку Калинина, навстречу армии, наступающей с севера. Из оврага было не высунуться, в него тоже попадало. Когда добрались до входа в парк, стрельба стала стихать, пришёл приказ прекратить огонь.
Отец говорил, что не понимает, как остался жив в этом аду. Может, был приказ беречь корректировщика, может, ещё что-то.
Потом было наступление на Балтийск, лёгкое ранение под Мечниково. Осколки мины выходили несколько лет. Последний растворился в плече в 80-х годах.
Отец говорил, что в одной из контратак немцев участвовали женщины в чёрной форме. Пьяные, они шли, не прячась, ничего не боясь. Многие наши побежали.
Закончили войну на Балтийской косе минута в минуту. Из-за разницы во времени немцы били ещё два часа. Были потери.
Отец был на передовой, я ему верю. Всё это знают мои два сына и племянники. Будут знать и внуки.