Как-то раз я познакомилась в Калининграде с молодым учёным. Он приехал сюда в командировку откуда-то из центральной части России, писал кандидатскую, что ли. Не то по истории, не то по социологии. Про людей. Что-то про немцев, которых выселили из Калининграда, и про тех, кого сюда заселяли после войны.
Он был такой лысый, худенький — я себе такими тибетских монахов представляю.
Он говорил: "В Калининграде нельзя сказать "понаехали", потому что тут все понаехали. Местные могут быть местными максимум в третьем поколении, ну четвёртом, если брать подростков. То есть их бабушек и дедушек сюда привезли после войны. Отсюда получается такая особая солянка: у каждой семьи по-прежнему чувствуются культурные традиции других регионов".
Мы тогда долго с ним беседовали.
Он говорил, мол, вот видишь, в Калининграде есть осень как процесс: листья тут не падают на землю за три дня, как в Сибири, например, а постепенно краснеют, желтеют и ложатся красиво. И грязной кашей не становятся, потому что тут почва, как во всей европейской части, то ли крупная, то ли мелкая — не помню, но, в общем, с водой не смешивается и грязь не создаёт, а где-нибудь в Иркутске или даже Мурманске — создаёт.
То есть было видно, конечно, что этот мой знакомый тоже влюбился в Калининград основательно. Потому что всё время говорил, какой это особенный город. Но я была и не против.
Хотя все эти особенные вещи узнаются потом, конечно. Не сразу.
Когда я в первый раз ехала в Калининград, то стыдно признаться: что я вообще про него знала? Что он как бы отдельно от России, когда-то был немецким… и ещё — что рядом Польша и все туда ездят всё время, туда-сюда.
У меня не очень хорошо было с географией в школе. Да что там — плохо, плохо у меня было с географией. Мы рисовали всё больше залежи угля и всё меньше — про янтарь, а если про море, то больше про Чёрное, чем про Балтийское.
И потом, конечно, оказалось всё не так.
Во-первых, море.
Люди, которые живут в "большой" России, где-нибудь не в Питере, и не на юге, и не во Владивостоке (это по-прежнему всё ещё много людей), не могут сесть и поехать на море. Если они сядут в машину и поедут, то море не настанет ни через час, ни через два, ни через день даже. По-прежнему будет лес, лес, лес, поля, лес, поля, лес. Может быть, горы — кое-где.
Моря в сознании таких людей почти нет. Либо в формате "самолёт — Египет — самолёт". А если нет моря, то нет моряков, кораблей — вообще ничего этого нет.
А в Калининграде вдруг всё это случилось. Целый такой пласт жизни. Дело даже не в том, чтобы поехать туда помочить ноги, а во всех этих кораблях, Балтийском флоте, контрактах, терминах, морской астрономии, особом юморе, приметах, в историях, конечно, дело — в историях людей о море.
Во-вторых — особая магия местной весны, когда цветёт всё, включая бетон. Технически всё это легко объясняется: влажность, климат, погода — всё логично. Но в реальности всё равно не покидает ощущение, что ты снова ребёнок, потому что кажется, что это не ромашки больше обычного, а ты снова стал меньше.
И да, конечно, со временем оказывается, что брусчатка — это красиво только со стороны (и желательно с лошадьми, в XIX веке), а на машине ехать и стучать зубами — не очень; что немецкие дома, несомненно, хранят атмосферу старины, но ещё они "хранят" текущую крышу и плохую канализацию; что дождь зимой — это неприятно. Все эти мелочи узнаются, разбавляя картину из моряков, Европы в часе езды, янтаря и узких улочек.
Но ведь не портят. Разбавляют, но не портят всё равно.
Тот мой знакомый, который писал кандидатскую, говорил, что здесь остаются только романтики, потому что за карьерой едут в Москву, за культурой — в Питер, а в Калининград можно только по любви.
Если так, то я определённо романтик.