Общее горе толкнуло людей друг к другу — прижаться плечами, взяться за руки, вместе молчать и вместе плакать. Поэтому калининградцы пришли вчера на площадь Победы с мыслями о погибших в небе над Синаем. Как и питерцы, молча стоявшие у Александровской колонны. Как новгородцы, приносившие цветы и лампады на Софийскую площадь. Как жители Таджикистана, зажигавшие свечи под проливным дождём.
Если тебе не по душе такое проявление скорби, ты просто никуда не идёшь. Или не скорбишь вовсе, и это не грех, потому что у каждого свой ад. Но иных так и распирает хоть чем-то выделиться в плотной толпе молчащих людей, вытирающих слёзы. Но прийти на площадь с физиономией, не мытой с вечеринки по случаю Хэллоуина, небезопасно: могут тихонько отвести в сторону и молча дать по тыкве.
Поэтому безопаснее отстаивать свою позицию в соцсетях. Проорал какую-нибудь пакость в открытое окно, а если начали плевать в твою сторону — отправил всех в бан, да и дело с концом.
Там можно, например, заявить, что ничего зазорного в праздновании Хэллоуина через несколько часов после катастрофы нет. Что, мол, жизнь продолжается, а мы никогда не умрём.
Не хочется спорить — у каждого свои представления о приличиях. Как мама воспитала, так ты и живёшь, какие книжки читал, с кем дружил, с кем дрался и за что — всё это в совокупности формирует почву, на которой произрастает каждая живая душа. Поехать в субботу, через несколько часов после трагедии, навещать ребятишек из детского дома в костюме смерти, да ещё и детишек раскрасить под зомби, как сделали калининградские байкеры, — на мой взгляд, за гранью добра и зла. Ржать и скакать по столам в барах в ночь, когда весь мир застыл в ужасе — пошлость и цинизм. А кому-то это кажется нормальным. Просто, наверно, мы разные книжки в детстве читали…
Чтобы тебя заметили, можно пройтись метким словцом по людям, которые абсолютно добровольно пришли помянуть погибших. По всем, кто с утра отправился в церковь, — не зная, может быть, молитв и даже не особо веря в бога. По тем, кто ставил свечки и шептал что-то про себя, и вглядывался в тёмные иконы, и плакал, возможно, о чём-то своём. По тем, кто поменял аватарку в соцсетях. По всем нам, кто полагает, что в доме повесившегося не говорят о верёвке.
Можно просто бросить всем этим людям, что, мол, и пляшем по указке, и скорбим.
Пляшем — спору нет. Все эти псевдонародные праздники, в которые надобно массово веселиться, хлопать заезжим и доморощенным скоморохам и кланяться в пояс хозяину за проставленный квас, давно никого по-настоящему не греют, не радуют и уж никак не объединяют. Хоть с красными флагом ходи, хоть с триколором.
Но плакать естественнее, чем веселиться. В слезах есть какая-то особенная очищающая, омывающая душу сила. Можно притворно смеяться, а заставить себя плакать нельзя. И нельзя заставить плакать целую большую страну, где живут странные люди, готовые с наслаждением уничтожать друг друга и в то же время готовые отдать последний кусок хлеба и кинуться спасать ненавистного ещё вчера соседа. Плачь, страна. Ведь это искренне.