Пока мы в Калининграде опасливо поглядываем в окно – какой еще Феликс к нам нагрянет, в Париже подготовили к выпуску очередной номер журнала "Шарли Эбдо". На обложке будут новые карикатуры на пророка Мухаммеда. И уже миллионный тираж...
"Мы не отступимся, иначе в этом нет никакого смысла", - декларировали накануне мои французские коллеги.
Они не отступились.
Я полагаю, многие их родные, друзья, соотечественники сказали: "Они герои!"
Но большая часть наверняка подумали: "Мон дьё, какие же идиоты"! Я уверена, что и х жены, бабушки, соседи подумали именно так.
Но героев порой так трудно отличить от идиотов. И это уж каждый для себя рассудит.
Посетители Клопса непременно спросят в комментариях: а вот ты, Кондратьева, сама как думаешь? Идиоты или герои?
Я думаю об этом. Я пытаюсь представить этих художников, которые собрались на планерку, показывали друг другу картинки, обсуждали, смеялись, спорили, пили кофе. И того пожилого карикатуриста, который выжил, потому что ненавидит редакционные летучки и не ходил на них. Я люблю художников, у меня много друзей, "рисующих картинки", как говорит один из них. Они видят мир немного по-другому, и да, могут посмеяться над тем, что кажется неприкосновенным. Например, изобразить Папу Римского в карнавальном костюме, как сделали в том же "Шарли".
Не буду говорить о качестве этой сатиры, это на любителя. Мне лично симпатичнее Бидструп.
Но я не понимаю, как можно прийти и расстрелять из автомата беззащитных людей. За "картинки". Нет, не понимаю. К тому же мне, начинавшей в 90-е, так дорого все, за что мы так яростно бились. Свобода слова, свобода прессы, тот самый Ларри Флинт – мы могли горло перегрызть за все эти демократические ценности. Теперь мы стали старше, толще, мудрее и, собираясь на митинги, поддеваем-таки теплое бельишко, как мама велела. Да и не ходим вовсе, признаться…
А Париж вышел. И весь мир вышел. Но о чем говорили люди в тех колоннах? О чем толковали меж собой? Может быть и о том, что в мире так много насилия и зла, и не стоит дразнить злых собак, если ты живешь в одном с ними доме, а их хозяин любит спустить их с поводка? Ведь ладно он откусят тебе уши – ничего, как-нибудь без ушей. Но дети! Твои дети, которых в следующий раз порвут эти псы! Они должны страдать за твои дразнилки? И, как выразился другой мой друг, если каждый день выходить на крыльцо соседу-еврею: "С новым холокостом тебя!" - то когда-нибудь в твой дом прилетит совсем не письмо от Санта-Клауса.
Где-то есть эта грань, за которую нельзя. Потому что там заминировано все: шагнул – и оторвало тебе ноги к чертовой матери. И я не очень понимаю, зачем туда ходить. Я не верю, что они это сделали для защиты тех самых свобод, которые во всем мире уже оплыли жирком. Да и есть ли они вообще, эти свободы?
А дети есть. Есть живые теплые люди, которые в любой могут превратиться в месиво, в кровавую кашу. И не только в Париже – в любой точке мира. Мне эти люди дороже любых свобод.
И если бы я была сейчас в Париже, я бы тихонько встала на Елисейских с табличкой: "Пожалуйста, не трогайте Мухаммеда". Ибо нет пророка в своем отечестве…