Возмущению ее не было предела. Но вот к этому-то я как раз уже начинаю привыкать. С возрастом меня как-то меньше стало волновать возмущение малознакомых дамочек. Как-то мне уже наплевать на то, что они считают меня бесцеремонным хамом. Поэтому, не обращая внимания на вопли дамочки, я задумался. Тут вот давеча другая дама, прознав, что я регулярно топлю в озере котят, которых ежемесячно рожают мои кошки, обвинила меня в нелюбви к животным. А еще раньше кто-то, уже не помню, кто, уличил меня в человеконенавистничестве. Так вот, сел я на лавочку с бутылкой пива наперевес и задумался: а с какой, собственно, стати, я обязан любить всех этих детей, людей и кошек? Что они мне - родственники, что ли?
А, главное, вечно ко мне все пристают с этим идиотским вопросом: любите ли Вы?... Одного живо интересует, люблю ли я собирать грибы? Другого – люблю ли я рыбалку? Третий никак не может понять, люблю ли я собак? Так и вертится на языке: не знаю, не пробовал… Приходится признать, что я - какой-то выродок, поскольку явно не так любвеобилен, как всем хотелось бы. Объясняю тем, кто еще собирается поинтересоваться моей ориентацией: грибы я люблю жареными, рыбу – запеченную, собаки мне нравятся только те, что на цепи и в намордниках, а детей я терплю только своих, да и то с трудом.
А то вот есть еще такие романтические особы, которые, чтобы окончательно меня добить, спрашивают: есть ли у Вас любимый цвет? Или – еще лучше: какие предпочитаете напитки? Те, что наливают, дура! – начинаю орать я в таких случаях своим отвратительно скрипучим голосом.
Приперлась тут ко мне как-то домой одна «корреспондентка». Такая, знаете ли, маленькая, тощенькая, бледненькая, а туда же… Вы думаете, ее интересовало, как я по ночам брожу по дому, придумывая сюжеты для книг? Ничуть. Более всего ее волновало, брюнеток я люблю или блондинок? Я ей рассказал все, как есть, как на духу: что с утра обычно - брюнеток. Они меня как-то бодрят с утра. А ближе к ночи, естественно, блондинок. Эти успокаивают мою, натруженную за день, нервную систему. Блеклая вобла все мои откровения старательно записала на диктофон. Интересно, в какой цвет она теперь покрасит свои волосы?
Сейчас отложил эти записки и вышел прогуляться. Плетусь я без дела и мыслей по нашей древней дороге, что идет вдоль западного берега Самбийского полуострова, а навстречу бежит собака. Невзрачная, небольшая, рыженькая. Увидела меня, ножки подогнула, присела в траву и, крадучись, отползает в сторону. Я встал. Смотрю. Она, бедолага, оползла меня в траве по дуге, выбежала на шоссе, и, оглядываясь, побежала дальше.
Я знаю, куда она бежала. Она ищет тот дом, откуда ее выбросили. И я знаю, почему она, прячась, меня обходила. Кто-то из людей, из тех самых, которых я должен любить, видимо, здорово пнул собаку на пути к дому, откуда ее выгнали. Я попытался объяснить псине, что не буду ее бить, и что там, дома, куда она бежит, ее никто не ждет. Я бы даже, может, купил ей кусок колбасы на дорогу, но она убежала. Она не знает нашего языка, а я не знаю собачьего. Я ведь не люблю собак.
Между прочим, своих детей у той возмущенной дамочки нет. Нет у нее ни кошек, ни собак. Вот она и любит чужих, абстрактных. Так ей сподручнее проявлять любовь к детям и животным. Безопаснее.