27-летняя Анастасия Скалина шесть лет работает экспертом по исследованию ДНК в региональном УМВД. Накануне дня полиции старший лейтенант поделилась премудростями своей работы, рассказала «Клопс», почему с подушек безопасности трудно взять образцы крови и как вычислить преступника по шелухе от семечек или «собачке» на молнии.
Из слюны получается идеальный генотип
— Настя, вы каждый день сидите в лаборатории в белом халате?
— Бывают суточные дежурства, но чаще я работаю в лаборатории. Надеваю белый халат и исследую вещдоки — предметы, к которым прикасался человек, на которых могли остаться кровь, пот, слюна, сперма. Образцы исследуются на специальном оборудовании, в итоге я получаю генотипы, каждый из которых неповторим — он может принадлежать только одному конкретному человеку. Своё заключение я отдаю следователю, а полученную информацию вношу в базу.
— Что это за база?
— Это федеральная база данных геномной информации — ФБДГИ, куда вносится информация о ДНК людей. В ней, например, есть генотипы всех осуждённых и отбывающих наказание — как отпечатки пальцев. Бывает, что человек вышел из тюрьмы и тут же совершает преступление. Нашли вещдок, сделали экспертизу ДНК, проверили по базе, и у нас полнейшее совпадение. Даём информацию оперативникам, а те уже ищут бандита. Эта база существует много лет и «выстреливает» всё чаще — благодаря ей раскрываемость поднялась.
— А если вы провели экспертизу, составили генотип преступника, но в базе его нет, нет сравнительного образца…
— Тогда мы сравниваем с генотипом подозреваемых — берём у них слюну, из неё получается идеальный генотип. Сопоставляем ДНК на вещдоках с ДНК подозреваемых. Если образцы совпадают, получается шикарная идеальная картина — считайте, что преступление раскрыто.
Помню, в 2017 году раскрыли серьёзную кражу благодаря металлической собачке от молнии, которая упала с куртки преступника. Тогда в одном очень важном ведомстве — не могу его назвать — похитили очень ценное оборудование. Дело было серьёзное и резонансное. Всё, что нашли — несчастную «собачку» от молнии у дверей кабинета. Я так расстроилась, была уверена, что вообще ничего не получится. И вот сделала исследования: оказалось, на металле остался пот хозяина. У меня получилось выделить идеальный чистейший генотип владельца куртки. Из этого ведомства проверили около 50 человек — брали образцы слюны — и нашли причастного!
В центрифуге кровь выпадает в осадок
— Какие самые простые образцы исследуются?
— Допустим, окурки, найденные на месте преступления или рядом. Обворовали квартиру — если хозяева не курят, «бычок» идёт на исследование. Или случилось убийство, нападение на человека. На одежде могут быть частицы крови, пота, слюны нападавшего. Ткань тоже идёт на анализ. Выделяется генотип и сразу сверяется с федеральной базой данных геномной информации. Ну или с образцами биоматериалов подозреваемых.
— Возможны ошибки при определении генотипа?
— Нет. Либо он, либо не он. Мы работаем на очень дорогом современном оборудовании, а биорезультаты обрабатываются математически.
— Это похоже на программы вроде «Тест ДНК» или на то, что в сериалах показывают?
— Очень отдалённо. Покажут, к примеру, в сериале «След», как в микроволновку кроссовок засунули и сразу всё получилось. Знакомые меня спрашивают: это правда так делается? Я говорю: «Не, ребят! Всё гораздо сложнее».
— А как всё происходит? Например, исследование одежды?
— Ну если коротко, то ткань погружается в воду, кровь отходит в жидкость, пробирку помещают в специальную центрифугу, при бешеной скорости кровяные клетки выпадают в осадок — с ним и работаем. При сильной концентрации пробу разбавляют. ДНК выделяется при помощи реагентов, поначалу в мизерном количестве. Чтобы получить генотип, его нужно размножить и клонировать — для этого тоже есть специальное оборудование. Далее в другой лаборатории я секвенирую ДНК (так называется процесс определения порядка нуклеотидов — ред.) и получаю красивую электрофореграмму с красивым генотипом. По приказу, я могу делать одну экспертизу 15 дней, но управиться можно за 2-3 суток. Больше времени занимает оформление, проверки, справки, бумажная работа.
Очистки от семечек как вещдок
— Какие ещё необычные предметы попадали в лабораторию?
— Недавно была трость, на обладателя которой напали преступники. Мужчина ею защищался. Нужно было найти частичку, принадлежащую злоумышленнику. Но предмет был на удивление «чистым». Я надела «рабочие» очки, выключила свет и при помощи специальных фонарей разглядывала трость. Нашла мизерное пятнышко, с помощью реагентов удалось сделать отличную экспертизу с генотипом. А потом удалось обнаружить кровь потерпевшего на вещах преступника.
Ещё в этом году была громкая авария с погибшим под Талпаками. Мне надо было изучить окровавленные подушки безопасности, чтобы подтвердить личность водителя-виновника.
— В исследованиях бывают какие-то трудности?
— Как раз о подушках безопасности — там необычный материал, с которого очень сложно отделить частицы крови. Если на простой анализ требуется день, то небольшой кусочек ткани от подушек безопасности приходилось вымачивать двое суток, чтобы отделить кровь и сделать дальнейший анализ. Только на четвёртый раз удалось получить качественный генотип.
Смертельные ДТП важно «прогонять» через биолабораторию. Потенциальный виновник аварии может убежать, пересесть на кресло пассажира, сказать, что он вообще не был за рулём. В результате доказательная база строится и на анализе ДНК.
— Я раньше думала, что ДНК-экспертиза чаще помогает в расследовании убийств и изнасилований. Но получается, что её можно применять в любом случае, когда преступник прикасается к каким-то предметом и оставляет свои следы?
— Да, это могут быть кражи, разбои, грабежи, тяжкие и особо тяжкие преступления. Помню, был интересный случай: автомобильный воришка стащил магнитолу, но перед этим посидел в салоне машины и щёлкал семечки. Разумеется, очистки принесли на экспертизу. По слюне получили чистейший генотип. Сравнительного образца не было — подозреваемого сразу не установили, но информацию о его ДНК внесли в базу. А через год моему коллеге пришла экспертиза вообще по другому делу. Он пробил по базе сравнительный образец, и тот совпал с нашим любителем семечек. Так мы раскрыли сразу два дела.
Детей забыть невозможно...
— Что вам приходится делать на суточных дежурствах?
— Превращаться из лаборанта в эксперта-криминалиста. Я выезжаю на осмотры места происшествия со следственно-оперативной группой — с оперуполномоченным и следователем. Моя задача — качественно изъять вещественные доказательства: следы пальцев рук, окурки, одежду, посуду, другие объекты, которые содержат биологические следы человека. Если это неопознанный труп, то исследуем зубы или кости. Бывает, изучаем орудия взлома или их следы, при поджогах — тару со следами горюче-смазочных материалов.
— Какие из ваших выездов во время суточных дежурств больше всего запомнилось?
— Происшествия, в которых задействованы дети, где они потерпевшие или свидетели преступлений. Это не забывается. Очень хорошо помню первый выезд. Летом 2018 года мена забрала дежурная машина, поехали на висельника. Приезжаем на место, а там на дереве висит тело ребёнка на верёвке… Рядом его мать молча плачет. Я понимала, что надо абстрагироваться, делать свою работу с холодной головой, но эмоции переполняли — отчаяние какое-то, что ничего не можешь сделать, ничем не помочь.
Недавно трое алкоголиков перепились, передрались в квартире. Я приехала в группе с полицией. Дома было четверо детей от трёх до 14 лет. Они в таких условиях живут, что диву даёшься, насколько мать может пренебрегать их жизнью и здоровьем. Полчища тараканов, клубы табачного дыма, чёрная от грязи сантехника, ни одной чистой вещи, посуда с присохшей пищей, столешница, стены, мебель, полы — всё немыто годами, следы крови, еды никакой... Маргинальная квартира, и эти бедные дети — красивые и безумно любящие свою маму... Конечно, вызываешь ПДН, опеку, наверняка они с ними работают, но забыть это невозможно, и понятно, что в одночасье ничего не изменится.
— На убийства приходится выезжать?
— Если честно, в моё дежурство убийства попадаются очень редко, последний раз несколько лет назад. Чаще это некриминальные трупы. Едет такая же следственно-оперативная группа, только вместо следователей УМВД работают следователи Следственного комитета. Бывает, в состав группы входят кинологи и судмедэксперт. Я также изымаю вещдоки, которые помогут раскрыть преступление. Следователь может сказать, что наиболее целесообразно изъять, что надо фотографировать. У меня замечательные коллеги, работать с ними комфортно, полное взаимопонимание. К осмотру места происшествия я отношусь спокойно: надо — значит, надо.
— А роль судебно-медицинского эксперта чем отличается?
— Он смотрит трупные пятна, повреждения тела и т.п. Я дактилоскопирую, изымаю орудия преступления, беру образцы крови. Но обычно с такими вещдоками работаю в лаборатории.
— Вам необходимо изучать обстоятельства уголовного дела?
— Да, я обязательно должна знать фабулу — кто убит, как, есть ли подозреваемый, орудие преступления.
«В морге отличные мужики работают!»
— Наиболее страшные преступления совершаются насильниками-педофилами. Вам такие дела попадались?
— Конечно, такие дела есть, но мне в них участвовать не доводилось. Ими занимается Следственный комитет, они отправляют вещдоки в свою лабораторию. Раньше дела о педофилах были у моих коллег. Они рассказывали, как это страшно — держать в руках вещи малышей в качестве вещдоков: маечку девочки, которую изнасиловали, или окровавленную кофточку убитого ребёнка…
В моём производстве как-то была экспертиза по делу о беременности несовершеннолетней. Она встречалась с парнем, забеременела и родила. Её родители написали заявление в полицию. Я выясняла, кто отец малыша. Оказалось, что ребёнок этого парня — это считалось изнасилованием.
— Что самое неприятное в вашей работе?
— Дактилоскопирование трупов. Специфический запах не выветривается из формы по несколько дней. Но что поделать — это моя работа, и в дежурные сутки никого мои эмоции не интересуют. Как-то в калининградской квартире мужчина умер в кресле с пультом в руке. Квартира чистая, ухоженная: видно, хозяин был приличным человеком. Но запах... Труп пролежал около месяца. Удивительно, что ни соседи, ни родные его не хватились. Пришёл друг с моря, не дозвонился, поехал к нему и сразу почувствовал из квартиры трупный запах.
Ещё запомнила, как впервые ездила в морг: «откатывала пальцы» погибшей женщины, которую выкопали из земли. Её собутыльник убил, зарыл, а потом пришёл в полицию и сознался. Вот тело привезли на экспертизу. Вообще, в морге отличные мужики работают — спокойные, без пафоса, сразу помогли мне отогнуть ногти, чтобы удобнее валиком по пальцам пройти... Всё сделала как надо.
Увидела, как живут маргиналы, была в шоке
— Настя, вот вы учились на биолога, а как вас в полицию занесло?
— Я из семьи сотрудников правоохранительных органов в четвёртом поколении. Прадедушка был полковником милиции, прабабушка около 40 лет работала вольнонаёмной в Черняховском отделе. Мама и свекровь — полковники полиции в отставке. Папа и свёкр — подполковники. Отец был участковым, затем оперативником, мама работала во многих подразделениях — и участковым, и психологом, и в ПДН. Вот такие родственники… Все пути вели в полицию, хоть я лет до 20 вообще не знала, кем буду. Поступила в БФУ на факультет биоинженерии и биоинформатики, предполагала, что пойду в медицину. А потом произошёл перелом — выяснилось, что по моей специальности можно идти в правоохранительные органы.
— Когда это произошло?
— На четвёртом курсе ввели узкопрофильные предметы и мы работали на различном оборудовании. Я узнавала, где можно будет применить мои знания. Наткнулась на лабораторию ДНК при МВД, я даже не знала о её существовании. Получается, на пятом курсе решила, что буду трудиться только в системе МВД.
— Остались детские воспоминания, связанные со службой родителей?
— Они возвращались вечером домой и стабильно около часа за ужином обсуждали работу. Я не понимала, о чём они говорили. Отец мне особо ничего не рассказывал. Маму я видела редко — она постоянно была на работе, а я сидела с бабушкой. Мама мне объясняла, что есть люди, которые живут неправильно, совершают плохие поступки, а она работает, чтобы такого не было. Однажды во время её работы в ПДН меня не с кем было оставить, и я отправилась с ней на поквартирный обход. Мне было лет девять. Я впервые увидела, как живут маргинальные семьи, в каких условиях растут дети. Запомнила это на всю жизнь. Мы вышли из той квартиры, я была в шоке. А мама спросила: «Теперь ты понимаешь, чем я занимаюсь и почему меня не бывает дома?»
Знакомить родителей не пришлось
— У вас уже есть муж, дети?
— Да, сыну три года. Мужу 36 лет, он подполковник полиции, работает в филиале Санкт-Петербургского университета МВД России — руководит четвёртым курсом факультета подготовки курсантов и слушателей.
— Как вы познакомились?
— На работе — я была на первоначальной подготовке в школе милиции, он там уже работал. Пообщались. Выяснилось, что наши родители давно знали друг друга, поэтому перед свадьбой их не пришлось знакомить.
— У вас есть традиция обсуждать работу дома?
— Конечно, мы говорим о службе. Мне в этом плане повезло — понимают, что такое суточные дежурства, потому что сами в них ходили. Свекровь может с ребёнком посидеть. Ничего объяснять не надо.
— Вы обращаетесь к мужу за советами?
— Конечно! Он много и интересно рассказывает, может всё объяснить. Приезжаем, например, в квартиру по вызову, дверь никто не открывает. Я звоню мужу, мол, что делать? Он говорит: «Посмотри на счётчики: если крутятся, точно кто-то дома». Рассказывает, где надо искать вещдоки, где могут быть отпечатки пальцев... Он не был экспертом, работал оперативником, но опыт работы большой.
— У вас есть какие-то увлечения, интересы кроме работы?
— Да, мы оба поисковики, муж руководит поисковой группой «Рубеж». Ищем героев-лётчиков, которые погибли у нас во время Великой Отечественной войны, увековечиваем их память. Муж очень интересуется временами ВОВ, изучает военные архивы, ездит по посёлкам области, общается с местными жителями и историками, узнаёт, где какие бои были. В 2020 году мы нашли место падения самолёта Ла-5ФН и орден с номером, который, как оказалось, принадлежал лётчику, герою Советского Союза Федору Митрофанову. Мы нашли его внука и сына, который посвятил стихотворение погибшему отцу. Он хочет выгравировать его на памятнике, когда будет захоронение. Семья живёт на Украине, пока нет возможности встретиться с ними, надеемся, это скоро произойдёт.
Сейчас мы работаем на месте падения штурмовика ИЛ-2. Нам предположительно известны имена героев и обстоятельства их гибели. Надеюсь, скоро поделюсь результатом.
