Сидел среди насильников и убийц: как отбывает срок в Литве калининградский офицер Юрий Мель

В марте суд Литвы продлил до десяти лет срок заключения калининградцу Юрию Мелю. Чем занимается наш земляк в тюрьме и кто его поддерживает, "Клопс" рассказал адвокат Ришардас Бурда.

— Ришардас, где сейчас находится Юрий, как часто вы встречаетесь?

— С 12 марта он в СИЗО Вильнюса. 31 марта состоялся приговор, он вступил в силу, Юрий опять в статусе осуждённого и в ближайшие дни его снова должны перевести в колонию.  

Я и второй адвокат Галина Кардановская, которая защищает Юрия с самого начала процесса, встречаемся с ним практически каждую неделю. Каждые две недели мы были у него в колонии Кибартая, поддерживали его морально. В последний раз я видел Юрия в четверг, 1 апреля. Когда Юрий находился в СИЗО, его посещали не только мы — был у него, в частности, посол России в Литве.  

— О чём вы говорите при встречах? Что обсуждаете?

— Чаще всего вопросы, связанные с процессом, нашими действиями. Юрий также часто предаётся воспоминаниям о своей военной службе. В частности, рассказывает о службе в пограничной зоне Афганистана, других подразделениях. 

Он иногда говорит: “Меня всю жизнь пытались заставить плакать, а не смеяться, не улыбаться, не быть в приподнятом настроении. Когда я был лейтенантом, офицер угрожал мне: “Лейтенант, ты у меня будешь плакать!” Будучи полковником Юрий тоже не раз слышал: “Ну полковник, мы тебя заставим плакать!” Мне кажется, сейчас он вывел для себя некую формулу, линию жизни: в любой ситуации не терять чувства юмора и не падать духом. В этом смысле он действительно очень сильный человек. 

— Как вы можете описать его моральное состояние, настроение?

— По его настрою я вижу, что он настоящий офицер — открытый, честный, прямолинейный, порядочный. Он держится очень достойно. У Юрия не было иллюзий по поводу срока заключения, он был уверен, что срок увеличат. Для него не стало неожиданностью то, что апелляционный суд принял решение о его аресте после семи лет в заключении. Мы как адвокаты надеялись на поиск судом какой-то золотой середины, успокаивали его: ну, годик добавят, это можно потерпеть. А получилось, что Юрий, увы, был полностью прав в своих ощущениях и оценках литовской Фемиды… 

— Как прошёл суд, на котором огласили новый приговор? 

— Заседание длилось где-то полтора часа. Журналистов там было больше, чем непосредственных участников и юристов. Перед судьёй была целая батарея видеокамер, множество журналистов. Из адвокатов были только я и Юлия Асовская — защитник Геннадия Иванова (бывший советский военнослужащий, так же как и Мель находится в заключении в Литве по делу "13 января", остальные 65 фигурантов дела осуждены заочно — ред.). Мы участвовали по договорённости с судом на тот случай, если Мель или Иванов захотят в последний момент присутствовать при объявлении приговора — изначально они отказались от этого. Остальные слушали приговор по видеотрансляции. 

Юрию Мелю тюремный срок увеличили по одной статье, отменив применение статьи, позволяющей суду назначить наказание ниже низшего предела. По инкриминируемой статье это десять лет. 

— Как судья объяснил своё решение?

— Суд мотивировал это тем, что танкистам других экипажей было назначено наказание в виде лишения свободы на десять лет. Судья Римшелис предположил, что суд первой инстанции, назначив семь лет, видимо посчитал, что Мель — единственный танкист, участвующий в процессе, и поэтому именно в отношении него позволительно применить статью, смягчающую наказание. В то же время апелляционный суд не счёл это правильным решением. По его мнению, даже если человек участвует в процессе, даёт показания, объясняет свою позицию, это не является основанием снижать ему наказание. 

— Что вы думаете о таком решении?

— На мой личный взгляд, суд решил сделать советскую уравниловку в отношении абсолютно всех, кто “попал под раздачу”. Назвать это справедливостью я не могу — это можно назвать только уравниловкой. 

Справедливо вспомнить, что Европейский суд по правам человека очень щепетильно относится к длительному судебному процессу. Нахождение под следствием и в ожидании приговора в течение семи лет — это нечеловечески мучительно ввиду неопределённости, незнания своей судьбы. Гуманитарные стандарты не позволяют суду применять уравниловку, наказания “как всем” к человеку, который так долго находится в ситуации неопределённости: он не знает, осудят его или оправдают. И кроме того, в отличие от остальных 66 обвиняемых по этому делу, он находится не на свободе, а в заключении. Мель фактически был лишён свободы! Я считаю, что суд при назначении наказания совершил ошибку. 

— Планируете ли вы обращаться в высшие судебные инстанции, в ЕСПЧ? 

— Прежде всего мы обязаны пройти инстанцию Верховного суда Литвы. Чтобы подать кассацию, у нас есть три месяца — до конца июня. После принятия решения Верховным судом в течение полугода мы должны будем обратиться в ЕСПЧ. 

Есть ещё один параллельный юридический путь — индивидуальная жалоба в Конституционный суд Литвы. Подать её с 2019 года имеют право все граждане Литвы либо те, кто считает, что в отношении них был принят закон или отдельная норма закона, противоречащие конституции Литвы. Это интересный новый процесс, суд пока принял немного таких жалоб — чаще их отклоняют. Возможность подать эту жалобу мы ещё будем обсуждать с коллегами и с Юрием. Я думаю, что надо использовать все пути для доказывания невиновности и поиска правды, если литовское правосудие будет глухо, слепо и политически ангажировано. 

Я говорю это с определённым разочарованием, ведь известно, что с подачи президента Литвы Грибаускайте, в 2010 году изменили уголовный кодекс Литвы, чтобы иметь возможность привлечь к ответственности задним числом граждан России, Белоруссии и Украины по событиям 13 января 1991 года в Вильнюсе. 

— Юрий чувствует поддержку?

— Да, конечно. И нашу, и работников посольства, и даже посторонних, незнакомых ему людей. Сейчас он содержится в одиночной камере СИЗО. После объявления приговора слухи расползлись очень быстро. Когда его ведут на встречу с адвокатами, или послом, или ещё куда-то, люди из соседних камер кричат ему: “Держись, танкист!” Он рассказывал, что слышит слова поддержки от совсем незнакомых людей. 

— А как он оценивает помощь государства?

— Юрий желал бы более активных действий со стороны российского МИДа и других госструктур своей страны. Он пытается сравнивать свою ситуацию с другими: на слуху у всех были события с Максимом Шугалеем (социолог был задержан в Ливии в 2019 году по обвинению в попытке повлиять на планировавшиеся в стране выборы. Он провёл в тюрьме 1,5 года — ред.), также мой подзащитный вспоминает Марию Бутину (россиянка провела в американской тюрьме более года по обвинению в работе иностранным агентом — ред.). Юрий говорит, что для них государство постаралось. В отношении него, он считает, таких активных действий нет. В этом смысле Юрий высказывает некоторое разочарование, которое ещё связано с недостатком информации и закрытостью его содержания.  

— Вы можете рассказать об условиях его содержания? 

— В вильнюсском изоляторе довольно приемлемые условия. Само здание изолятора не такое старое по сравнению с тюрьмой Лукишки — там были казематы ещё царских времён, ситуация была очень плачевная. 

В колонии Кибартая содержание было среди криминальных преступников — насильников, воров, убийц, кого там только не было. Но даже в Кибартае отношение к нему менялось в лучшую сторону. Юрия не смогли сломить. Его сила вызывает уважение даже у прожжённого преступника, его несломленный дух дал положительный результат даже в общении с такой маргинальной аудиторией. 

— Как проходит день, есть ли у Юрия  возможность работать, чем-то заниматься?

— В следственном изоляторе нет возможностей и условий для полезного, активного времяпрепровождения. А в кибартайской колонии он ходил на курсы литовского языка. По его просьбе были возможны встречи с батюшкой. 

Система наших исправительных учреждений рассчитана на то, что человек постоянно находится в реабилитационном процессе. Он должен участвовать в каких-то программах, которые позволят ему интегрироваться в общество после освобождения. Это выгодно и нужно для местного жителя, но не очень понятно, зачем эти курсы нужны российскому военному пенсионеру. 

Если заключённый участвует в этих программах, он получает определенные поблажки. Конечно, если не нарушает режим и не имеет замечаний. В числе неких преференций — возможность дольше разговаривать по телефону, получить расширенный ассортимент в магазине и тратить больше денег, дольше гулять. Все поблажки увязываются с участием в этих программах, но для иностранного гражданина накопление "бонусов" довольно условно. 

— А есть ли возможность читать, заниматься спортом? 

— Конечно. Он занимается спортом и старается держать себя в хорошей физической форме. Это никто не запрещает. Библиотека уже читана-перечитана, и он молится, чтобы какой-нибудь меценат подкинул новых книг. Он может играть в компьютерные игры. Также в Кибартае была возможность смотреть калининградское и российское телевидение. Он даже увидел документальные фильмы, посвящённые делу о событиях 13 января. 

— Были ли у Юрия возможности встречаться с семьёй, родными? 

— Нет, таких возможностей у него не было. Это вопросы щепетильные неоднозначные. Я думаю, об этом лучше говорить самому Юрию, когда у него будет такая возможность и если он посчитает нужным. Сегодня поддержку он в большей степени получает от адвокатов и других, сочувствующих его положению людей.