Актёр, продюсер Алексей Агранович: Мечтал сделать "Край света" в Калининграде, чтобы заключить в скобки родину

Генеральный продюсер кинофестиваля "Край света. Запад", актёр театра и кино Алексей Агранович в интервью журналу "Королевские ворота" рассказал об отношениях со временем и желании поменять ракурс.

 — В прошлом году, когда мы готовили специальный проект ко дню рождения Михаила Друтмана (руководитель туристической компании "Балтма Турс" — прим. ред.), не смогли с вами созвониться. Если бы получилось, что бы вы ему пожелали?

— Продолжать так же радостно жить, как он живёт. Мне кажется, он человек, который занимается своим делом и получает от этого удовольствие.

— А что помогает вам получать удовольствие от того, чем занимаетесь, радостно жить?

— Радость, наверное, не совсем верное слово. В первую очередь, должно быть интересно. Должен быть ответ, когда ты спрашиваешь у самого себя "А зачем я здесь?" и "Что я здесь делаю?". Когда наша команда только складывалась, я говорил на собеседовании, что нужно всегда быть готовым ответить на вопросы "Почему?" и "Для чего?". Ответ, связанный с материальными ценностями, неправильный — это значит, что человек не на своём месте. Деньги — средство, которое позволяет заниматься тем, что тебе интересно. Должно быть чувство предназначения, некое понимание того, что ты на своём месте. Кто-то решает свои внутренние проблемы, кто-то считает, что главное — приносить пользу окружающему миру, и знает, как это сделать, делая то, чем занимается.

— А как вы себе на этот вопрос отвечаете? Зачем вам "Край света"?

— Мне интересно. Попробую объяснить так: допустим, ты живёшь в доме, соседи между собой постоянно в конфликте, они создают неправильную, больную, дискомфортную ситуацию. Безусловно, это отражается на тебе, и, самое главное, ты со стороны видишь, что для того, чтобы этот конфликт был исчерпан, нужно сделать две простые вещи. Но соседи — это люди, которые находятся внутри мячика. Они знают давление атмосферы внутри него, но не знают, как он выглядит, не могут его описать. С помощью нашего фестиваля мы рассказываем людям о каких-то очень простых способах посмотреть на привычное — самих себя, окружающую среду — с другого ракурса. Я это называю умением переставлять камеру. Количество ракурсов бесконечно, но человек устроен так, что он однажды зарывает свою камеру в землю, она в неё так и врастает. Он видит одну и ту же картинку, и она ему не нравится. Люди склонны обвинять судьбу, обстоятельства, власть, генетику, что угодно, объясняя, почему они несчастливы. А на самом деле, с моей точки зрения, они несчастливы потому, что не могут вырвать камеру с корнем из того места, где она стоит, переставить её на три метра вправо, чуть опустить штатив, взять крупнее и увидеть красоту, смысл, то, что ему по-настоящему интересно видеть. Я убеждён, что такая возможность есть у каждого. Многие считают, что качество жизни меняют размер заработной платы и бытовые условия, но это всегда следствие того, что человеку интересно. Если интереса нет, будет казаться, что другие живут хорошо, потому что они украли, потому что родители их удачно пристроили.

— Потому им что повезло.

— Или так. Зерно интереса есть в любом человеке, в абсолютно каждой жизни. Нужно разглядеть его в самом себе, понять, где сеять и как удобрять. "Край света" про это. И кино, которое мы показываем на фестивале, — только один из способов найти благодатную почву для этого зерна, изменить ракурс взгляда на собственную жизнь. Большинство людей привыкло, что кино — аттракцион, развлечение, чем больше "ух, ах", тем лучше. Но это как будто прокатиться на водной горке: помнишь адреналин и "а-а-а", но пересказать невозможно. Авторское кино нужно смотреть для того, чтобы найти ответы на вопросы, которые перед тобой ставит жизнь. Это абсолютно прикладная вещь, помогающая в том, с чем мы сталкиваемся каждый день — найти ответ, сделать выбор, принять решение. 

Зерно интереса есть в любом человеке, в абсолютно каждой жизни. Нужно разглядеть его в самом себе, понять, где сеять и как удобрять. "Край света" про это.

— Вы говорили о роли Бориса Аркадьева в "Юмористе": "Это тот самый герой советского кино, который меня в своё время вдохновил стать артистом". В каких фильмах находите ответы?

— Мне очень помог в понимании окружающих вещей "Андрей Рублёв" Андрея Тарковского, считаю, что это один из самых сильных фильмов, которые я когда-либо видел. В разное время находил ответы и в "Пролетая над гнездом кукушки", и в "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён", и в "Полётах во сне и наяву", и в "Отпуске в сентябре", снятом по "Утиной охоте". Персонажи Олега Даля и Олега Янковского в "Том самом Мюнхгаузене", "Обыкновенном чуде", "Жене, Женечке и “Катюше”", несмотря на то что смотрел их впервые, будучи совсем молодым человеком, были про меня. Это очень круто — найти героя, с которым ты себя готов ассоциировать, найти кино, музыку про себя. Когда я нашёл группу "Аукцыон", подумал, что, если бы пел, пел бы в этой группе. А при всей любви к Борису Гребенщикову, к "Аквариуму" интерес другой: тут красота мысли, интонации прекрасные, образы. А есть ещё Юрий Шевчук и Владимир Высоцкий, и это третий интерес… Вот, вспомнил ещё один фильм. Недавно был на фестивале в Архангельске, где показывали исландскую картину "Зимние братья". Это совершенно потрясающее кино о братьях, которые живут в маленькой деревушке рядом с заводом, добывающим известь. Казалось бы, где я, а где этот далёкий мир, но там были жизненные ситуации, мне знакомые. Про способность приспосабливаться и, наоборот, неумение этого делать: ведь многие не делают этого не потому, что они против, а потому, что не умеют. Весь мир требует от них стать одним из, и они гибнут, хотя не шли войной. На мой взгляд, важно не требовать от окружающего мира, чтобы он поменялся и стал в твоих глазах лучше и удобнее, уметь наладить коммуникацию с другим, сохранив при этом внутреннюю свободу, стать другому другом. Про "Зимние братья" очень интересно думать: можно запросто найти в своей жизни, жизни друзей аналогичные примеры, посмотреть на них по-новому, начать уважать другого, его способности, природу. Потому что уважение к другому — залог мирного сосуществования. Меня эти вопросы очень беспокоят, я считаю, что конфликт и агрессия неконструктивны, нельзя строить счастье на костях. В этом смысле общество находится в начале пути, а налаживание коммуникации, снятие агрессии я отчасти вижу миссией нашего фестиваля.

— Вы сейчас описали идеальный путь: зритель приходит на кинофестиваль, смотрит программу, находит тот самый фильм, который заставляет его думать, меняет ракурс. Но многие до сих пор идут на кинофестивали потому, что это тусовка: можно пройтись по красной дорожке, сделать селфи.

— Да, для этого тоже приходят. Устроить праздник несложно: нужно поставить бочку водки на площадь и позвать двух известных людей из телевизора. Гости должны напиться, почувствовать сопричастность к чему-то, а завтра — продолжить жить прежней жизнью. Мы, например, привозим много иностранных фильмов, к нам приехала двенадцатилетняя исполнительница из Кении. Получается, она должна пройтись по этой красной дорожке, за ней — директор музея, хозяева нескольких крупных торговых центров, несколько чиновников, я, пара узнаваемых людей, которые приехали к нам в жюри и так далее. Что за ярмарка тщеславия такая? Правительство области выделяет деньги на наш фестиваль, нашлись калининградские компании, которые помогли, услышав и поверив в то, что мы говорим. Мне кажется категорически неправильным тратить эти деньги на проход по красной дорожке. Это не Канны ни в коем случае, не место, куда приезжают мировые звёзды и где решаются судьбы кинематографа. "Край света" — рабочая площадка, а не фестиваль-праздник. Пока мы no name**, кот в мешке, и наверняка существуют люди, кто говорит: посмотрите, выделили деньги, какие-то москвичи приехали очередной фестиваль проводить. Сейчас мы не имеем права на красную дорожку, у нас нет никаких оснований гарцевать и красоваться, будучи неизвестно кем. Поэтому никакой красной дорожки у нас нет и, думаю, не будет и в следующем году. А если сложится судьба, если мы не ошиблись в стратегии развития, если получим правильный отклик, правильных партнёров, коллег, друзей, если появится сообщество у фестиваля, тогда можно будет подумать и о красной дорожке.

— Вы не в первый раз в городе, у вас много друзей в Калининграде. Чувствуете ответственность, делая фестиваль здесь?

— Вы правы, ещё в 1999 году снимал здесь рекламное кино, дружу с Женей Гришковцом. Калининград для меня город не новый, но и не знакомый — возвращаясь к ракурсам, знаю компанию людей, какую-то архитектуру, какие-то места, где приходилось бывать. На Сахалине было проще, потому что туда мы приехали, ничего не зная. И это впечатление о Калининграде, сложенное глазами друзей, я сейчас должен забыть. Не понимаю до конца, как здесь живут люди, и это интересно — учусь сам, удовлетворяю своё любопытство. Мы здесь не случайно, я давно мечтал сделать "Край света" в Калининграде, чтобы заключить в скобки родину, начать разбираться, как здесь, а как там, какой код общий.

— Смотрела выпуск "Осторожно, Собчак" с вами…

— Это зря.

— Зря?

— Зря. Но вам по работе нужно.

— Мне показалось, что Ксения Анатольевна всё интервью пыталась подвести некую черту, разделить вашу жизнь на до "Юмориста" и после. Почувствовали разницу?

— Раньше у вас был один ребёнок, а теперь их два. Что-то изменилось? Конечно. Стала ли жизнь полностью другой? Нет, просто у вас двое детей. Один ребёнок — режиссёр, другой — актёр, третий — продюсер. Стало интереснее, наверное, меньше времени свободного, немного больше выбор. Но сказать, что теперь живу другой жизнью, не могу.

— Говорят, человек счастлив тогда, когда он может выбирать. Больший выбор делает вас счастливее?

— У каждого человека есть возможность выбирать, просто для того, чтобы сделать выбор, нужна определённая смелость. Я каких-то серьёзных выборов, которые бы меняли вообще всё, не делал уже очень давно. В каком-то смысле плыл по течению: не пробивал стены на пути, а сталкивался с чем-то, что пытался сделать или решить. Другое дело, что ты интуитивно должен понять механизм, когда ты себя обманываешь, а когда нет, когда то, что ты делаешь, твоё. Предлагают тебе роль — хорошую, большую, в сериале, а ты читаешь сценарий, и не интересно. С точки зрения карьеры, узнаваемости, других вещей, которые, на мой взгляд, не должны быть определяющими, понимаешь, что надо бы это сыграть. Но если ты точно знаешь, что не хочешь произносить этот текст — не произноси. Мне кажется, что я иду по своему пути, есть какие-то тому подтверждения. Может быть, через какое-то время окажусь в тупике, пойму, что всё это было глубокое заблуждение и я просрал свою жизнь. Не исключено.

— Вы говорили об одном из проектов: "Прекрасен тем, что, поскольку бюджеты тут очень и очень строгие, часто приходится придумывать какие-то нестандартные ходы". Стали отказываться от проектов с маленьким бюджетом?

— Скорее всего, это я говорил о премии "Белый квадрат". В силу того, что с 2000 года мы организуем много мероприятий, связанных с кинематографом — одних церемоний в своей жизни я сделал больше сотни — к нам периодически обращаются с предложениями сделать небольшие премии. Бюджет не важен, важно, чтобы с людьми, которые обращаются, мы одинаково отвечали на вопрос "Зачем?". Делать общее дело можно, если есть общее целеполагание, что нужно вырыть яму, по которой потечёт чистая вода, а не отработать бюджет на эту яму. И, конечно, нужен интерес. Безусловно, бывают причины, по которым ты не можешь отказать, даже если неинтересно, но таких ситуаций всё меньше.

У каждого человека есть возможность выбирать, просто для того, чтобы сделать выбор, нужна определённая смелость.

— На калининградском фестивале "Территория кино", который вам хорошо знаком, была дискуссия "Художник и время", на ней режиссёры и сценаристы обсуждали, может ли искусство существовать вне времени. Как думаете?

— Я не понимаю, что такое вне времени. Допустим, решил снять "Андрея Рублёва", прочитал для этого 100 книг, которые нашёл в библиотеке — это возможно благодаря тому времени, в котором ты живёшь. Или снимаешь "Андрея Рублёва" в 2020 году, когда к твоим услугам вся информация по любому вопросу, получаемая тремя нажатиями кнопки. Возможно, только художники и композиторы могут не пользоваться современными технологиями, да и то есть ритм времени, гигантский объём созданной музыки, меняющийся каждый день. Меня самого интересует жизнь здесь и сейчас. Признаюсь, мастерские, общение участников с авторами кино мне интересны больше, чем сами фильмы. 

— Вы к тому же актёр "Гоголь центра", постановки которого, мне кажется, как раз о нашем времени.

— Да чёрт его знает. Допустим, есть очень хороший роман об английском вратаре, написанный в XIX веке. Режиссёр, задумавший его экранизировать, может воссоздать те реалии и рассказать так, как об этом написано. А может переодеть вратаря в современную форму клуба "Вест Хэм" и рассказать ту же самую историю. Она останется прежней, но будет выглядеть иначе, жёстче. Потому что в фильме про XIX век меньше ассоциаций, а если события происходят сейчас, будет беспощадно, наотмашь. Что касается "Гоголь центра", "Обыкновенная история" — это, конечно, какая-то аранжировка на сегодня. В этом смысле Кирилл Серебренников — человек, который показывает глазами современного человека то, о чём, ему кажется, написан роман XIX века.

— Последние события эту связь со временем укрепили?

— Не думаю, что последние события изменили что-то в мировоззрении Кирилла Семёновича. Может быть, у него стал чуть острее глаз, может быть, он, как ни странно, стал чуть смелее внутри себя. Это как понимать, что поход к стоматологу неминуем, но откладывать и надеяться, что не придётся. Потом вы всё же попадаете к врачу, вам вырывают первый зуб, второй, третий, и страха больше нет. Думаю, в каком-то смысле Кирилл стал сильнее, хотя не приведи господи так обретать силу. 

— Ещё одна ваша цитата: "Не хочу выглядеть брюзгой и консерватором, но нужно понимать, что жизнь существенно изменилась, другие критерии оценки появились. И мне немного грустно — та жизнь, которую я люблю, она безвозвратно уходит". Что вы имели в виду?

— Скорее всего, с "безвозвратно" я погорячился, потому что всё циклично. Говорил о каких-то очень современных веяниях: гендерных вопросах, взаимоотношении полов, сведении на нет всей рыцарской литературы. Недавно вспоминал "Последнее танго в Париже", сегодня его невозможно было бы показать: режиссёра бы четвертовали, а Марлона Брандо прокляли как певца неравенства. Это странные вещи. С другой стороны, новая цифровая реальность показала, что многие вещи, которые мы представляли себе линейными, не такие. Линия вчера-сегодня-завтра не прямая, мы можем находиться в одной и той же точке в разных временах. Сейчас всё деконструировалось на байты и биты информации, существует в абсолютном хаосе. Невозможно понять, как всё устроено, только интуиция помогает мне как-то ориентироваться в современном мире, где нет ни одного источника информации, который был бы безусловно правдив. Мы, как Жюль Верн, сейчас фантазируем, опираясь на то, что совсем чуть-чуть знаем о жизни.

— Потому что мы в мячике?

— Конечно, мы внутри него, если это он, а не что-то другое — пока нам только сказали, что это мячик. Всё время появляются оговорки, даже заповедь "Не убий" может изменить смысл, когда люди научатся возвращать жизнь. Непонятно, как быть с передачей опыта от деда к отцу, от отца к сыну: мой отец прожил всю жизнь в той же системе ценностей, в той же логике, что и дед, я живу иначе, а у моих детей будет совсем другая. Имеет ли хоть какой-то смысл опыт вековой давности, поможет ли он им? Поэтому люди сегодня говорят, что их устраивает жизнь внутри собственной вселенной. Но между людьми нет сговора, что эта вселенная — идеальный мир, потому что ценности разные.

— Можно было бы закончить интервью словами, что именно кино помогает людям договориться?

— Кино и правда странная вещь. Мы можем смотреть его в телефоне, на компьютере, в ванной, но тем не менее остаётся потребность в коллективном переживании. Приходим в кинозал, в нём 500 человек, с которыми мы не знакомы, более того, видим преимущественно затылки. Сидим среди них, выключается свет, включается экран — тоже свет — начинается фильм. Может быть, это атавизм, но мы хотим идти в эти залы и одновременно с кем-то переживать, любить, смеяться. Настоящий смысл названия нашего фестиваля — ни в коем случае не географическое, смысл в том, что кино — это свет. У светового потока, который идёт от экрана, есть край, когда он преломляется, мозг человека получает сигнал и что-то с ним делает. Этот край света и есть точка соприкосновения кино с нашим восприятием, место взаимопроникновения замыслов. Это и есть "Край света". Так лучше закончить?