"Собибор: взгляд по обе стороны колючей проволоки" — так называется книга, вышедшая под редакцией историков Константина Пахалюка и Леонида Терушкина. Константин — уроженец Калининграда, учился в 32-й школе, окончил Московский институт международных отношений. Книга издана Российским военно-историческим обществом и научно-просветительным центром "Холокост". В концлагере Собибор за полтора года было уничтожено 250 тысяч евреев. В книге публикуются воспоминания узников, в том числе Александра Печерского — советского офицера, возглавившего восстание в лагере 14 октября 1943 года, и других его участников.
Один из них рассказывает:
"Первым в портняжной мастерской был убит немецкий офицер Берг. Всего было убито 12 немецких офицеров. ...Когда стало ясно, что захватить оружейный склад не удастся, Печерский скомандовал: "Вперёд, на ворота!". Часть людей направилась на ворота, остальные резали проволочные ограждения напротив офицерских домов, рассчитывая на то, что у офицерских домиков поле не заминировано. Всего из лагеря вырвалось не менее 300 человек. Часть была убита огнём немецких офицеров и охраной лагеря, многие взорвались на минном поле. Вырвавшиеся из лагеря разбрелись в разные стороны по всему лесу. Почти вся наша боевая группа держалась вместе. Эта группа из девяти человек, куда входили А. Печерский, Вайспапир, Мазуркевич, Ицкович, Шубаев, Вайцен, Табаринский, Плотницкий и Цибульский, направилась на северо-восток. Мы перешли реку Буг в Малоритском районе Беларуси. Там же мы через несколько дней соединились с партизанами".
По ту сторону колючей проволоки
В книге приводятся протоколы послевоенных допросов советских военных, перешедших на сторону немцев и служивших в охране концентрационного лагеря Собибор. Речь идёт о так называемых травниковцах — выпускниках школы СС в местечке Травники. Один из них, в 1947 году приговорённый советским военным трибуналом к 20 годам каторжных работ, рассказывал: "2 июля 1941 года на территории Бессарабии я умышленно отстал от своей роты и с оружием в руках добровольно сдался в плен к немцам. Примерно в сентябре 1941 года меня в числе 20 человек военнопленных направили в полицейскую школу войск СС, которая находилась в лагере смерти в м. Травники. Учиться в этой школе я дал своё согласие и дал подписку, что изъявил желание служить в пользу Германии и бороться против советской власти. Там я принял присягу". После войны этот охранник Собибора обвинялся в участии в расстрелах около 10 000 человек. Об одном из испытаний, которое надо было пройти выпускникам травниковской школы СС, подробно рассказывает другой охранник. По его словам, им предложили расстрелять в бараке по одному заключённому. Все без исключения курсанты выполнили это задание.
В книге дословно процитировано следующее запротоколированное воспоминание того же охранника:
"...нашу группу в составе примерно 150 человек, в том числе были и немцы, направили в город Петряково (Польша), где мы по распоряжению немецкого офицера сгоняли евреев в гетто и там их охраняли. При сборе евреев некоторые сопротивлялись и не желали выходить из квартир, таких лиц нам было приказано расстреливать на месте, т.е. в квартирах, и мне пришлось встретиться: в одной квартире лежал в постели старик еврей в возрасте примерно более 60 лет, он, по-видимому, не мог идти и поэтому выходить из дома отказался, и поэтому я его застрелил прямо в постели..."
После войны многим травниковцам, служившим охранниками в Собиборе, Аушвице, Бухенвальде и других концлагерях, удалось пройти советские фильтрационные лагеря и неплохо устроиться в послевоенном СССР. Например, Василий Гайдак, служивший с марта 1942 года до конца февраля 1943 г. в Собиборе, а затем до окончания войны в других концлагерях, работал завучем неполной средней школы в селе Нижние Жары Полесской (с 1954 г. — Гомельской) области. Его арестовали в июне 1950 г.
Холокост — часть нашей общей истории
В предисловии к книге редакторы пишут: "Холокост — это не чужая трагедия, а такая же часть нашей общей истории, как сожжённая деревня Хатынь или же блокада Ленинграда".
Константин Пахалюк ответил на вопросы портала "Клопс".
— Почему вы, специалист по Первой мировой войне, занялись темой холокоста?
— В последние годы я занимаюсь прежде всего проблемами коллективной памяти. А это междисциплинарное направление теоретически и методологически оформилось прежде всего на основе изучения того, как увековечивалась память о холокосте.
— Чем вам как исследователю интересен Собибор?
— Сложный вопрос для историка, так как, в принципе, любая тема интересна и достойна того, чтобы её исследовать. А тем более Собибор, один из нацистских лагерей смерти.
Однако обращу внимание на другой аспект. Мы много говорим о нацистских преступлениях, эта тема в самом общем виде знакома каждому минимально образованному гражданину России. Однако если копнуть глубже, то мы обнаружим нехватку фундированных исследований по многим вопросам. Например, все слышали про лагерь смерти Майданек, однако на русском языке нет ни одного серьёзного исследования о нём. Собибор также на слуху: в конце 2000-х прогремел процесс против его бывшего охранника Ивана Демьянюка, сейчас вышел художественный фильм, посвящённый восстанию узников во главе с советским командиром Александром Печерским.
Однако при этом в отечественной историографии тема остаётся практически неисследованной. В англоязычной литературе ситуация обстоит лучше, однако и там внимание смещено на западноевропейских узников. Наша книга, результат сотрудничества Российского военно-исторического общества и научно-просветительного центра "Холокост", призвана восполнить этот пробел. Она намеренно построена в дедуктивном ключе: от общей истории холокоста и лагеря смерти мы переходим к воспоминаниям героев тех событий, советских военнопленных.
Печерский был лидером. Вместе с ним в разработке и реализации плана восстания принимали участие и другие узники. И спустя 75 лет мы должны восстановить справедливость по отношению к этому подвигу советских военнопленных.
В Европе сложился определённый канон воспоминаний о холокосте: в нём есть много об истории нацистской политики геноцида, много о страданиях невинных граждан, много об их сопротивлении, однако очень мало говорится о советских евреях и роли Красной армии, её военнослужащих в спасении жертв. Акцентировать сегодня историю восстания в Собиборе — это один из способов расширить канон, сделать его более исторически точным.
— Понимаю, что как исследователь вы должны сохранять полную объективность, но какие эмоции вы испытывали, когда работали с материалами допросов охранников лагеря?
— Тема нацистских преступлений такова, что научная объективность не может вести к полному отстранению, невозможно исследовать нацистскую политику геноцида и не выносить моральное суждение о тех, кто был её инициатором и проводником. Обратите внимание, как отстранённо говорят пойманные коллаборационисты о тех преступлениях, которые они совершали. За их сухими фразами скрываются трагедии тысяч людей. Этот контраст мне кажется очень важным. Он же лишний раз свидетельствует о том, как — извините за высокопарность — хрупок мир. Тысячи людей стали соучастниками кровавых преступлений, и требуются усилия, чтобы понять, как это получилось.
Винить во всём только Гитлера и его приспешников — упрощать ситуацию. Без массовой активной или пассивной поддержки эти преступления не были бы возможны: 20 миллионов убитых гражданских лиц на территории оккупированной Европы, включая примерно шесть миллионов евреев. Здесь мы выходим на проблематику юридической вины и моральной ответственности каждого, кто потворствует преступлениям, которые совершаются политиками от его имени.
— Один из охранников, бывший красноармеец-заключённый, во время допроса сказал, что пошёл служить немцам добровольно, так как не хотел умереть голодной смертью. Какая ещё мотивация была у тех, кто охранял?
— Охранники были не только из числа военнопленных, но и добровольцев с оккупированных территорий. Мотивация могла быть разнообразной — в том числе идейная близость к нацистам (как минимум в их ненависти к евреям и ко всему советскому). Однако здесь важен сам факт: люди были готовы не только на прямое предательство, но и на соучастие в массовых убийствах. Здесь вопрос выбора. Были те, кто шёл в партизаны, движение сопротивления, категорически отказывались от предложений сотрудничать. А были те, кто считал возможным коллаборационизм и соучастие в преступлениях. Последующие оправдания тут ничего не стоят, тем более что коллаборационисты уже после войны любили врать, отрицая добровольность службы нацистам.
— Действительно ли по окончании школы СС "Травники" охранник должен был "сдать экзамен" — расстрелять заключённого?
— Да, об этом пишет Арон Шнеер. Речь идёт, во-первых, о круговой поруке, а во-вторых, о снятии моральных ограничений. Расстреливать невинных женщин и детей — это за гранью всего человеческого, и в этом заключается особенность нацистской системы: она была выстроена так, чтобы постепенно превратить обычного человека в убийцу. В этом и заключается ужас нацистских преступлений: их совершала не узкая группа маньяков и садистов, а зачастую совершенно обычные люди.
— Какова была реакция на выход книги: критика оппонентов, каверзные вопросы во время встреч с читателями?
— В последние годы мы можем наблюдать вхождение истории холокоста в контекст общенациональной памяти. Например, при поддержке РВИО и фонда Печерского в прошлом году был установлен бюст Печерского в Ростове-на-Дону, запущен тематический поезд, в честь него названа улица в Москве. В целом же в регионах идёт процесс мемориализации мест уничтожения евреев. 27 января, в международный день памяти жертв холокоста, всё чаще проводятся различные мероприятия. И это очень хорошо.
Но при этом возникает множество сложностей. В основе лежит незнание предмета. Люди сегодня глубже узнают, что такое лагеря смерти и чем они отличаются от концлагерей. Или про 1000 гетто на оккупированной территории СССР, или про то, что из примерно шести миллионов убитых евреев где-то два с половиной миллиона — советские граждане. И здесь возникает большая проблема: как одновременно говорить о страданиях разных групп жертв, но при этом не забывать об особенностях положения каждой. Тут нужна аккуратность. И надо всегда прояснять: нацистская политика геноцида не может быть сведена к холокосту, однако уничтожение евреев было наиболее последовательным геноцидом. Общность страданий вовсе не должна вести к потере важных исторических нюансов.
— Насколько сильны антисемитские настроения в современном российском обществе? Приходилось ли вам сталкиваться с подобным во время работы над книгой и после её выхода?
— Вряд ли я могу лично сталкиваться с антисемитизмом. Представляется, что в России его сейчас куда меньше, чем в зарубежной Европе. По крайней мере, в последние годы эта проблема там становится всё острее. На фоне участившихся случаев проявления антисемитизма в 2018 году в Германии появился уполномоченный федерального правительства по борьбе с антисемитизмом. Однако подчеркну, что история холокоста важна не только как демонстрация того, к чему ведёт антисемитизм. Эта история поучительна с точки зрения того, что такое расизм и к чему ведёт конформизм людей, готовых соглашаться с творимыми преступлениями.