Психолог, психотерапевт, психиатр Кирилл Кошкин рассказал "Клопс", как подружиться с бабайкой и почему ребёнок должен бояться.
— Реальная ситуация: мальчик шести лет очень боится некоего существа Бабая. О Бабае рассказали родители, он живёт в туалете, где-то за решёткой вентиляции. Когда мальчик балуется, родители делают страшные лица и говорят, что сейчас к нему придёт Бабай. Угроза срабатывает безотказно. Мальчик боится Бабая смертельно. И темноты. Это нормально?
— Страхи — это как сигнализация у машины. Если какой-то нехороший человек пытается в неё проникнуть, она начинает орать: "А-а-а-а! Помогите! Меня вскрывают! Страшно!". Также и наши детские страхи. У них есть два момента: один — развивающий, когда страх помогает ребёнку осваивать и изучать окружающий мир, и второй — когда страхи ведут к неврозам и становятся проблемой. Ребёнок, который не испытывает страх, вызывает большие подозрения у специалистов нашего профиля.
— То есть ребёнок должен бояться?
— Обязательно. Это же его биологическая сигнализация. "Бесстрашные" дети — это очень тревожно. Это те, которые перебегают на спор дорогу перед машинами с риском для жизни. Ребёнок должен бояться, такой страх его развивает. А со страхом, который стал проблемой, надо работать...
— В конкретной ситуации, с которой мы начали этот разговор, как быть?
— Боязнь темноты... Всегда можно оставить в комнате ребёнка светящуюся звёздочку или ночник. Страх всегда рождается перед чем-то неизвестным. У ребёнка это заложено на биологическом уровне. Если ему некомфортно, он ищет защиты у старших. Ребёнок не хочет разбираться в том, какая опасность ему грозит и насколько она реальна. Если ребёнок решит, что вот там, в том углу его комнаты, из темноты ему что-то угрожает, он пойдёт к родителям в кровать. Поэтому любая работа с детскими страхами связана с увеличением предсказуемости.
Например, страх перед засыпанием. Дети часто устраивают целый спектакль перед тем, как лечь спать. И пописать им надо, и сказку им надо, и плюшевую игрушку надо, и мультик посмотреть, и поплакать в углу, и ещё сотни "надо", лишь бы только не отправляться в постель. А всё потому, что у ребёнка нет уверенности, что наступит завтрашний день. А день сегодняшний уже подходит к концу. И ребёнку страшно. Нет гарантии, что завтра мир окажется по-прежнему на своём месте. Ребёнок начинает бояться ещё и потому, что не знает, что происходит с ним ночью. Ночь — это время, когда он исчезает. Поэтому крайне важно перед сном говорить ребёнку: завтра мы с тобой будем делать то-то, у нас много дел, доказывая ребёнку, что завтра настанет завтра.
— Можно ли ребёнка пугать бабайками и другими придуманными взрослыми страшилищами? Это не опасно для его психики?
— У меня сразу возник вопрос: а зачем родителям нужен этот самый Бабай? Их авторитета недостаточно? Думаю, что внутри семьи есть какие-то сложности в отношениях, вот у них и поселился страшный монстр.
Все эти бабайки — признак родительской лени. Бабаи приходят, когда родителям не очень хочется разбираться с проблемой ребёнка, тратить на это время, разговаривать с ним, помогать ему. Зачем участвовать в жизни ребёнка, когда проще его напугать бабайкой, ремнём или милиционером. Речь идёт о том, чтобы создать максимум неопределённости. Родители словно говорят маленькому человеку: тебе угрожает опасность, с которой мы не можем справиться, но есть волшебный рецепт — доесть кашу, слушаться бабушку и так далее. Это может достаточно эффективно работать, на радость родителей. До семи-девяти лет. До тех пор, пока ребёнок с большой вероятностью не начнёт прогнозировать события. Теперь он просто знает, что день наступает, что из вентиляционного окна никто не вылезает, что с темнотой можно бороться, включив фонарик.
Страх — это способность ребёнка достроить реальность, ведь он так мало знает об этом мире. То, что он достраивает, остаётся его фантазией. Часто — ужасающей. Например, темнота — это непредсказуемость, там не на что опереться. То, что в темноте можно что-то разглядеть, что темнота никогда не бывает по-настоящему тёмной — это открытие становится для ребёнка настоящей психологической бомбой. Вплоть до периода латентной сексуальности.
— Что такое детская латентная сексуальность?
— Есть ряд периодов в развитии ребёнка. В каждый такой период ребёнок решает определённые стратегические задачи. В год — учится агукать. В два — контролировать сфинктер, чтобы ходить на горшок. В три-пять лет — ударяться, падать, горячо-холодно. В семь — первичная социализация. В зависимости от того, насколько классно ребёнок решает задачи, вырастают либо патологические проблемы, либо новый опыт, который помогает жить. Период латентной сексуальности длится с семи до 12 лет. Ребёнок уже перестал быть малышом, но ещё не стал подростком, гормональная перестройка организма не наступила.
— Детские страхи и взрослые невротические конфликты — насколько это связано?
— Часто очень связано. Практически все ограничения в нашей взрослой жизни выросли из наших детских страхов.
— Как во взрослой жизни может проявиться, например, страх темноты?
— Любая новая ситуация, которую человек не может "разглядеть", вызывает у него беспокойство и страх. Поэтому он не знакомится с новыми людьми, не меняет давно нелюбимую работу. Он не меняет в своей жизни ничего. Думаю, что отсюда вырастает и популярность компьютерных игр. Там есть регламент, есть предсказуемость. И есть безопасность: тебя "убили" весьма циничным образом — ничего страшного, всегда можно перезагрузиться. Более того, вся эта история с бабайками и другими отражается на жизни всего общества.
— Каким образом?
— Научиться действовать, переживая свой собственный страх, — мощная задача. И для ребёнка, и для родителей. Но если тебя с детства научили: испугался — беги и прячься, а то бабайка придёт и накажет — то такими гражданами легко управлять и во взрослом возрасте. Система должна быть заинтересована в том, чтобы люди не выдерживали свой страх, в противном случае не добиться высокого эффекта управляемости. Наши поступки и результаты нашего труда кто-то оценивает, и для нас это сверхважно. Это основа рабской психологии — кто-то другой знает меня лучше, дурак я или нет. Родитель знает, куда мне лучше поступить, на ком жениться. Это психология часто проецируется на государственные власти: они ведь лучше меня знают, что мне надо смотреть, а что нет, кто для меня хороший, а кто нет...
— То есть главный поставщик наших страхов — наши родители?
— Или какие-то неполадки в отношениях между ними. Например, они конфликтуют. Ребёнок это видит. А если он ещё в детском саду услышит, что у Ванечки родители так же ругались, а потом вообще расстались, то... Будет ходить как в воду опущенный. С ним даже общаться не хочется, потому что от него на сто километров фонит бедой. Когда он слышит, что родители ругаются, он не понимает, как он в этом может принять участие, как может защитить свои интересы. И начинает бояться. И отвлекать родителей от выяснения отношений, всяческим образом демонстрируя, что у него проблемы. Он как бы кричит: я здесь, не забывайте обо мне, я есть, помогите мне!
А есть ещё гиперопека. Моя бабушка, медик, говорила: излишняя чистота ведёт к аллергии. Мало, чтобы лейкоциты среагировали на атаку вирусов. Важно, чтобы они вовремя остановились. А они не останавливаются. В результате — аллергия. Это прекрасная иллюстрация к теме нашего разговора. Мало ответить на какую-либо ситуацию — надо ещё вовремя остановиться отвечать.
До какого-то момента бабайка — надёжный инструмент. Но очень важно своевременно перейти от него к другой форме отношений с ребёнком. На смену бабайке должны прийти сами родители, которые могут сказать: "Мне не нравится то, что ты делаешь".
Ребёнка можно оградить от микробов, заставить пить только талую воду, не общаться с плохими мальчиками и девочками. А потом он пойдёт в школу. И начнётся у него жуткий геморрой с социальной адаптацией. Ему придётся быть в этом мире. С этими бактериями, с этой едой, с этим детским коллективом и с этими людьми, которые вокруг него. Ему может не нравиться этот мир, но другого у него нет. В этом случае ему придётся жить, опираясь в том числе и на свои страхи. Страх прекрасен. Потому что он нас спасает. Сигнализирует, что ситуация для нас некомфортна, неудобна.
— А если детский страх мешает? Например, страх оценки моего труда окружающими? Я не буду этого делать, потому что, если не получится или получится плохо, все будут обсуждать.
— Это интересная ситуация. Я за то, чтобы учить детей… нарушать жёсткие правила. Или обходить их. Те же бабайки и другие персонажи, вызывающие страх: а давайте с ними подружимся. Давайте будем с ним вместе рисовать, пусть он примет участие в нашем спектакле, женим его, наконец, и у него будут свои дети, маленькие бабаята, которых я уже буду пугать и воспитывать. Нужно взять из страха полезное. И тогда угроза из внешнего мира будет не угрозой, а предупреждением. Как красный сигнал светофора. Он же не хороший и не плохой. Он предупреждающий: пожалуйста, сейчас через дорогу не иди.
Часто ребёнок, сам того не понимая, просит родителей: помогите мне разобраться. Дайте мне знать, как устроен мир и что мне делать в той или иной ситуации.
Иногда детский страх воспринимается родителями как некое неудобство, которое надо немедленно прекратить. Например, девочка боится темноты. Ей кажется, что кто-то страшный из темноты поселился у неё под кроватью. Приходит папаша в её комнату, заглядывает под кровать и начинает отчитывать дочку: там нет никого! То есть ребёнок говорит: я не понимаю. И слышит в ответ: а ты пойми! Всё. Точка. Конец диалога.
Противостояние с бабаем требует времени, знаний и родительского участия. У нас же две крайности: абсолютно психопатская установка "не надо ничего бояться" или "мир вокруг тебя полон опасностей, поэтому бойся всего".
— К каким последствиям во взрослой жизни могут привести страхи "родом из детства"?
— К самым неожиданным. Например, люди обращаются к психиатру, потому что им страшно хочется смеяться на кладбище во время похорон. А это вполне нормальный с точки зрения физиологии способ утилизации стресса. Человеческая диафрагма одинаково работает и при смехе, и при всхлипываниях. В напряжённых ситуациях, пропуская и не замечая сигналы возбуждения, человек начинает думать о том, что он в абсолютно неподобающей ситуации хочет не просто смеяться, а ржать. Человек переживает, думая, что с ним что-то не так. А на самом деле — всё так. Желание ржать — те же всхлипы, только в другой форме. То же самое касается сексуального возбуждения во время похорон. Есть целый пласт людей, которые нереально заводятся "на эротику" именно во время похорон. Ненормально, неприлично? Нормальная человеческая реакция на страх смерти. Потому что жизнь — это в первую очередь размножение. Вот психика человека, напуганная смертью, и реагирует, посылая своему "хозяину" сигнал: срочно размножайся!
— Почему "хозяину" надо взять в кавычки?
— Потому что до сих пор спорят, кто у кого хозяин — мы у нашей психики или она у нас. Кстати, есть способы профилактики детских страхов.
— Сейчас угадаю: визиты к психотерапевтам, антидепрессанты...
— Я вообще-то игру в жмурки имел в виду. Прекрасная игра, терапевтическая. Или искать с завязанными глазами, то есть в полной темноте, какие-либо предметы. Это весело. И в результате темнота становится прикольным квестом, в котором много интересного. И полезного. Например, ребёнок учится обращаться со своим страхом.
О том, что такое депрессия и как с ней бороться, читайте здесь.