На прошлой неделе в Калининградском областном историко-художественном музее состоялась презентация выставки знаменитого французского фотохудожника и режиссёра-документалиста Жана Кристофа Балло.
В экспозицию "Спящие в Сен-Дени" вошли порядка полусотни снимков, сделанных в усыпальнице французских королей — базилике, располагающейся в северном пригороде Парижа. Это панорамные фотографии интерьера собора с гробницами и увеличенные фрагменты надгробных памятников. Автору удалось практически оживить застывших в мраморе Екатерину Медичи, Марию Антуанетту, Генриха II, Людовика XII, Анну Бретонскую и других членов монарших семей.
На открытие выставки в Калининград приехал и сам маэстро. Жан Кристоф Балло планирует задержаться в городе, чтобы запечатлеть его архитектурный портрет. Клопс.Ru поговорил с фотохудожником и узнал, почему мастер никогда не делает портретов живых людей и как работы Рембрандта могут стать наглядным пособием для современного фотографа.
— После работы в Париже, Нью-Йорке, Шанхае, Загребе, Братиславе, Касабланке, Чикаго вы отправились в Россию, где ваш выбор пал всего на два города — Калининград и Мурманск. Так почему же именно Калининград?
— В Калининграде богатая история, включая XX век, и современная пульсация жизни. К тому же я очень люблю Берлин — много раз там бывал. Когда увидел фотографии Калининграда, они меня тоже впечатлили. Особенно мне интересно соседство архитектуры до 1944 года и той, что появилась в советские времена. Мне кажется, что это сильный контраст, который на фото может выглядеть очень грандиозно.
— У каждого города своя атмосфера. Если не брать в расчёт архитектуру, то каждый турист составляет для себя какие-то бытовые ассоциации. Например, Париж — самые вкусные круассаны. Вы уже успели немного прогуляться по нашему городу. Что-то подобное уже для себя на заметку взяли?
— То, что вы сказали про круассан, — это действительно такая иконка символичная, но она, на мой взгляд, не совсем передаёт суть Парижа. И это не то, что меня интересует в городе. Меня интересует то, что стоит за внешней картинкой, то, что скрыто в глубине. У меня нет стремления уловить какие-то лёгкие ассоциации — я отвлекаюсь от поверхностного и работаю с памятью.
— Есть уже предположение, что могут обнажить внутренности Калининграда?
— Я себе наметил основные линии и направления: немецкая и советская архитектура. Современная действительность. Безусловно, это порт. Особый русский почерк в образе города. Есть то, что я ищу, и есть то, что я в итоге найду. Между этими понятиями есть разница. Я здесь не для того, чтобы утвердиться в каких-то идеях, которые у меня были до приезда. Наоборот, я рассчитываю выстроить какой-то диалог с реальностью.
— Есть ли у вас список обязательных для посещения мест в каждом городе, над портретом которого вы работаете?
— Я уже 35 лет работаю над созданием портретов разных городов. Безусловно, у меня выработалась своя определённая методика и свой набор критериев. Для начала я отправляюсь посмотреть самые известные достопримечательности города. Следом идут места, связанные с религией, с сосредоточием власти, и какие-то культурные пространства: церкви, мэрии, театры, стадионы... Ещё меня интересуют места, связанные с экономикой города — например, порт. Причём я снимаю места как обитаемые, так и заброшенные.
Клопс.Ru
— В своей речи на презентации выставки вы, говоря о фотографиях скульптурных и архитектурных форм, назвали себя портретистом. Как вам кажется, легче работать с какой фактурой: с живыми людьми или с изваяниями?
— Когда у вас болит ухо, то вы пойдёте к отоларингологу, а когда у вас болит зуб — к стоматологу. У каждого мастера своя специализация. В фотографии — то же самое. Поэтому я работаю с архитектурой, но не с людьми. Инструменты для таких работ совершенно разные. Как правило, люди, которые специализируются на портретах людей, не любят фотографировать архитектуру. Я никогда не фотографирую людей.
— А почему?
— Я могу фотографировать всё, и людей тоже. Тут вопрос в уровне требований, которые мы предъявляем к себе в своём творчестве. Есть люди, которые снимают портреты людей гораздо лучше, чем я. Они занимаются этим много лет и любят своё дело. Я же несколько десятков лет занимаюсь другим и надеюсь, что делаю это хорошо, а иногда — даже очень хорошо.
Но если немного отвлечённо о портрете говорить, то есть и отношение к человеку, которого ты снимаешь — это соблазнение, манипуляция или демонстрация своей власти над кем-то... Это отношение всегда необъективно. Вот с людьми из камня нет никаких проблем. А ещё у меня манера работать, близкая к манере художника-живописца. У меня "взгляд художника": очень долгий, очень внимательный… Сейчас это не очень в духе времени. Если я возьмусь за ваш портрет, то буду так долго на вас смотреть, что в какой-то момент это начнёт вас смущать, а мне это будет мешать.
— Ещё вы говорили, что всегда снимаете только на плёнку. Почему вы не используете цифровую камеру, а предпочитаете исключительно аналоговую?
— У меня профессиональная техника, и есть такие фотоаппараты, которые позволяют достигать потрясающего качества — и этого только с плёнкой можно добиться. Когда вы смотрите на такое изображение, то не видите "зерна", зато видите даже пыль на мраморе, его структуру. Когда же вы снимаете цифровым фотоаппаратом, то изображение получается вылизанным и причёсанным.
— На ваших фотографиях все скульптуры живые — даже мрамор выглядит настоящей кожей, а прожилки на нём — венами. Это так талантливо изобразили их скульпторы или это благодаря каким-то профессиональным приёмам фотохудожника? А может быть, тут что-то метафизическое?
— Для начала — это непременно заслуга скульпторов, ведь на монархов работали лучшие художники своего времени. Несомненно, что и как фотограф я умею создавать такое освещение, которое всё меняет.
Я недавно побывал в Индии. Так вот в Азии есть понятие о духе предков, которые всегда с нами. Мой отец умер много лет назад, но до сих пор защищает меня: он ушёл, но всё равно где-то рядом. Я в это искренне верю.
Я какое-то время жил с монахами и знаю, что в православной церкви считается, что если перед иконой горит лампада, то в этот момент святой с этой иконы тут присутствует. В моих фотографиях отображена та же самая идея, как и в религии: изображаемое мной настолько близко к Франциску I и к Екатерине Медичи, что создаётся определённая связь. Они здесь, если мы хотим, чтобы они были здесь.
Клопс.Ru
— Вы одушевляете скульптуру и архитектуру?
— Я как доктор Джекилл и мистер Хайд. Есть работа профессиональная, с клиентами, которые мне делают заказы. Иногда какие-то архитектурные бюро просят запечатлеть качество выполненных ими работ. Тогда я просто предоставляю свои услуги. И не более того. Если люди от меня хотят чего-то конкретного, то я действую в рамках технического задания. Есть же люди, которые мне не говорят, что я должен делать то-то и то-то. Они предоставляют мне полную свободу.
Например, у меня есть один постоянный клиент — он даже коллекционирует мои работы. Он заказал у очень известного французского дизайнера прекрасное шале, которое стало очень популярным. Его все фотографировали, и везде эти снимки публиковались, но фотографии были просто отвратительные. Он был в ярости, поэтому попросил меня сфотографировать это шале таким, каким оно выглядит на самом деле. А поскольку он ещё и меценат, то предоставил карт-бланш.
Этот заказ я выполнил в двух подходах. Сначала я снял просто как профессиональный фотограф. А в другом варианте я сделал художественные фотографии, на которых мне позировала обнажённая модель. Это была красивая женщина, которую я выбрал сам. Она не была каким-то воздушным существом, которое порхает на шпильках. Это была девушка в духе советских пропагандистских плакатов: очень спортивная, с крепким скульптурированным телом. Выбор был обусловлен тем, что заказ делал человек, который много занимается спортом, ходит в горы и так далее.
В этом шале есть бассейн, и джакузи, и множество других удивительных и магических уголков этого дома… Там я и делал свои постановочные фото: выстраивал мизансцены с этой моделью. Но это не была фотография в стиле ню. Я не снимал модель крупным планом — мне нужно было просто человеческое присутствие в кадре. Главным объектом всё равно являлось архитектурное сооружение. Например, фотография фрагмента скульптуры Марии Антуанетты, которую вы видели на моей выставке "Спящие в Сен-Дени", — это гораздо более эротический снимок.
Клопс.Ru
— Вот вы говорили, что во время съёмок вам надо долго всматриваться в архитектурный объект. Примерно так же работал Клод Моне, который изобразил Руанский собор в разное время суток…
— Если вы в Руане зайдёте в музей изобразительных искусств, то найдёте там большой альбом. Там есть примерно полотен двенадцать с прилагающимися рассказами о том, как Моне над ними работал: как он поднимался туда, как его выгоняли оттуда из-за того, что он слишком много работал, и как он нашёл окно в частной лавочке, выходящее на собор, и добился того, чтобы его туда пустили… Когда я веду воркшопы, то обязательно упоминаю историю Моне.
Когда я работаю с чёрно-белой фотографией, то я основываюсь на гравюрах Рембрандта. Есть книга, где рассказывается поэтапно, как он создавал свои гравюры: какие моменты выделял, а какие размывал. Это и есть азы создания чёрно-белого фото.
Меня действительно вдохновляют и многому учат художники. Так, в плане работы с человеческим телом я восхищаюсь Фрэнсисом Бэконом. Если бы я был очень богатым, то его работа обязательно висела бы у меня дома.
— А из числа российских или советских художников есть те, чьими работами вы вдохновляетесь?
— Это, конечно же, Андрей Тарковский! Очень нравится картина "Ностальгия". А другие его фильмы учат работать с чёрно-белыми изображениями. У него есть какое-то особое отношение к священному. А ещё я очень люблю Василия Кандинского. Мне очень нравится формат огромных квадратных картин, ведь квадрат — это гораздо более сложная, чем прямоугольник, форма полотна для художника. Как мы ловим движение и какой-то баланс. Когда мы смотрим на произведения Кандинского, то видим одну форму, которая переходит в другую. Это такая последовательность сложных мыслей. Общий комплекс этих калек, вытекающих друг из друга, составляет единое произведение. Это удивительно!