Немецкий политолог Дмитрий Стратиевский прилетел из Берлина, чтобы выступить в дискуссионном клубе "Калининградский блог-пост". Его коллега Александр Носович поговорил со Стратиевским об отношениях региона с ФРГ.
— Важна ли сегодня Калининградская область для Германии? Интересна ли она для немцев, и если да, то чем?
— Калининградская область не фигурирует в немецкой политике, в немецком обществе. Публикаций о ней относительно мало. Хотя недавно в газете Die Zeit — крупном, влиятельном либеральном издании — вышел целый цикл статей о Калининграде. Тем не менее регион для немцев не существует в отрыве от России, не воспринимается как уникальный.
Это, безусловно, плюс, но в этом есть и определённая проблема, потому что Калининградская область в силу своего географического положения и своей истории могла бы стать мостом между Германией и остальной Россией, способствовать культурному, научному, деловому обмену. Я вижу здесь много упущенных возможностей. Есть вероятность, что в ближайшем будущем это будет навёрстано.
— 10–15 лет назад у нас был очень интенсивный студенческий обмен, на базе БФУ им. Канта работал Фонд Фридриха Эберта, действовало много гуманитарных, культурных немецких организаций. Есть ли со стороны Берлина добрая воля к тому, чтобы всё это было восстановлено и Калининград вернулся к роли моста между ФРГ и РФ?
— Безусловно. Тот же Фонд Эберта — это организация, которая всегда открыта к диалогу и заинтересована в том, чтобы расширять сеть своих представительств в России. Определённые общественные организации и фонды вынуждены были уйти из Калининградской области. Я не искал бы здесь злого умысла и намеренного игнорирования Калининграда. Это просто стечение определённых обстоятельств и следствие известных геополитических причин.
— То есть Калининградская область стала заложником украинских событий и все наши перебои с человеческими, культурными, экономическими контактами с Германией связаны только с этим?
— Скорее это стало одним из элементов в контексте общего противостояния, общей напряжённости, которые сейчас, к сожалению, сохраняются между Россией и Евросоюзом. Я бы не стал называть Калининградскую область разменной картой в наших отношениях — это было бы не совсем корректно. Но в какой-то мере наши отношения с регионом стали жертвой общего противостояния. Я бы так это сформулировал.
— Немцы сегодня говорят "Калининград" или "Кёнигсберг"?
— На официальном уровне, в правительственных документах, в деловой переписке фигурирует исключительно Калининград. Кёнигсберг применительно к вашему городу после 1945 года не фигурирует вообще в немецком информационном пространстве.
— Есть ли в какой-либо части немецкого общества реваншистские настроения в отношении Калининградской области как бывшей Восточной Пруссии, входившей в состав Германии?
— Нет, и такие настроения невозможны в принципе. Реваншизм в Германии является табу. Он находится на обочине, за гранью политического и общественного дискурса. Даже партии и политические движения, которые можно назвать праворадикальными, не позволяют себе высказывать реваншистские идеи.
Даже Союз изгнанных, который представляет людей, покинувших бывшие немецкие земли в первые послевоенные годы, ещё в 1970 году принял решение, что реваншизм и какие-либо планы возвращения восточных земель более не упоминаются в уставных документах.
В 2015 году был крупный съезд одного из основателей этой организации — Союза изгнанных Силезии. Был принят документ, который стал своего рода программой. Основной тезис — мы хотим примирения. Мы зачеркнули прошлое, мы движемся в будущее, и мы хотим честного, открытого диалога с теми регионами, где когда-то проживали наши предки. Без всяких попыток эти регионы возвратить: политически, экономически, культурно или как-либо ещё. То есть эта тема — реваншизм — она не является элементом повестки дня уже хороших 40 лет.
— Известно ли в ФРГ, что в Калининградской области активно обсуждается тема германизации: усиления влияния Германии в регионе посредством "мягкой силы", интерес к немецкому культурному наследию, который может быть использован в политических целях?
— В Германии о существовании такой темы не известно никому, только немногочисленным журналистам и политологам, которые пристально наблюдают за событиями в России и конкретно в Калининградской области. В Москве и Санкт-Петербурге немецких общественных организаций и культурных центров больше, чем в Калининграде, но почему-то никто не говорит о попытках германизации двух крупнейших городов России.
На мой взгляд, всё это политическая спекуляция. Я не вижу никаких причин говорить о германизации: мне не известна ни одна политическая сила в Германии, которая бы этим вопросом серьёзно озаботилась и восприняла бы такие, не побоюсь этого слова, маргинальные течения, мнения, идеи о переименовании Калининграда в Кёнигсберг как руководство к действию.
— А как бы отнёсся среднестатистический немец к информации, что в Калининградской области есть люди, которые считают, что они живут в Кёнигсберге, называют себя пруссами, хотят возвращения всех немецких топонимов, а некоторые — и передачи области в состав Германии?
— Я думаю, что эта информация его бы повеселила, не более того. И в русский, и в немецкий язык вошло такое ёмкое английское слово freak. Фрики есть везде — и в Калининградской области тоже.
В Германии тоже есть отдельные маргинальные группы, которые не признают итогов Второй мировой войны. Есть так называемые граждане Рейха. Есть фрик, создавший "королевство Германия" и печатающий за свои деньги паспорта его жителей. Подобные сообщества, как правило, построены по принципу сект, за ними стоят сугубо финансовые интересы: это попытка заработать деньги или дешёвый политический капитал. Не думаю, что потуги этих людей добиться признания и известности могут быть предметом серьёзного разговора.
— Может ли создать эта пресловутая тема германизации угрозу для развития российско-германских отношений на культурном уровне?
— Я думаю, что нет такой угрозы. Я бы не назвал присутствие этой темы фактором напряжения — скорее фактором раздражения, потому что мне хорошо известны принципы, по которым работают многие немецкие общественные организации. Как крупные, так и мелкие. Две крупнейшие церкви Германии — католическая и протестантская: прихожане в свободное от работы времени пытаются сделать что-то хорошее на общественных началах. В этом задействовано очень много молодёжи.
Есть так называемый добровольный год: молодые люди бесплатно (за многих родители доплачивают за дорогу, проживание и прочее) едут в качестве волонтёров в страны СНГ. В частности, в Россию, в Калининград. Есть организации, которые помогают им в адаптации на новом месте. Для этих людей было бы очень обидно узнать, что их честный добровольный неоплачиваемый труд, их порыв души воспринимается негативно — в качестве какой-то угрозы, попытки усиления влияния, поглощения, культурной экспансии. Им бы это явно не понравилось.
— Вы неоднократно говорили, что от Берлина до Калининграда столько же, сколько до Мюнхена. Но это только географически. Во всех других измерениях мы друг от друга очень далеки. Как Калининград может стать ближе к Берлину, Германии, Европе в целом?
— Географически Калининград и так находится в центре Европы. Если же говорить об отношениях с Европейским союзом, то калининградцам и вообще россиянам нужно самим решать, хотят ли они быть ближе к нему. Любое сближение — это улица с двусторонним движением. Если калининградцам это интересно, то можно рассматривать расширение проектов в области культуры, молодёжного обмена.
К сожалению, калининградский Университет имени Канта довольно мало известен в Германии. Я испытал это на себе, когда говорил с людьми, предлагая начать работу с БФУ им. Канта — для начала в низкобюджетных или вовсе ничего не стоящих проектах. Калининград известен, университет — нет. Немецкие коллеги пожимают плечами, говоря: а, так в Калининграде ещё и университет есть?
Поэтому я думаю, что как раз сфера научной деятельности, взаимодействие в рамках экспертного сообщества — это интересно, перспективно. С этого надо начинать, а потом уже ставить крупные экономические и политические цели.