Без искусства человек не более чем животное

25 марта в Калининграде выступит российская панк-группа "Последние танки в Париже". На сцене рок-клуба Yalta музыканты презентуют новый альбом "Реакция", а также отыграют свои лучшие песни. В преддверии концерта Клопс.Ru пообщался с лидером коллектива Алексеем Никоновым. Поэт рассказал о том, как пишет стихи, какие из них уже порядком надоели его музыкантам, как он расшифровывает аббревиатуру ПТВП, а также о роли искусства в нашей жизни.

 

— Группа скоро минует 20-летний рубеж. Многие коллективы-ровесники не желают становиться мастодонтами: они проводят ребрендинг, распадаются на несколько разноплановых коллективов или вообще решают прекратить творческую деятельность, чтобы "уйти красиво". У тебя какие планы?

 

— Мне кажется, что в этой сфере загадывать что-то наперёд не имеет смысла. Если бы я это делал, то, наверное, не стал бы в группе играть. Потому что перспектив тогда никаких не было, и только дурак мог на это пойти, но я пошёл. Поэтому каждый раз стою как на краю пропасти, но это нормальное чувство для рок-н-ролла, даже полезное.

 

— Некоторые мои коллеги уверяют, что время панка ушло безвозвратно…

 

— Это обычная индивидуальная рефлексия, перенесённая на всеобщее понятие. Кому-то не хватает рок-н-ролла, и он думает, что его всем не хватает. А это, по меньшей мере, наивно. В моей жизни рок-н-ролла выше крыше, поверь.

 

— А рок-н-ролл в твоей жизни "старый" или "новый"? Нравится ли вообще современная музыка?

 

— Мне очень нравится современная музыка, особенно в России, которая расцветает. Я очень люблю постпанк, и вот сейчас много молодых групп, которые в этом стиле играют, миллион групп отличных. Да и поэты очень хорошие есть. Не знаю, почему все убиваются о том, что ничего нет. Ещё десять лет назад такого не было, как сейчас. По крайней мере, в Питере.

 

— Публика часто не воспринимает либо не уделяет должного внимания своим современникам — музыкантам, поэтам, художникам, да и вообще людям творчества. Каково твоё мнение на этот счёт?

 

— Потому что они не живые — только с мёртвыми могут тусоваться. Это же люди. Знаешь, как Достоевского, Толстого при жизни прикладывали? А потом в школах их преподают. Я вообще не вижу провала в русской литературе, напротив, идёт подъём. Сотни молодых поэтов ездят по стране, читают стихи и зарабатывают на этом деньги. Когда это было возможно, кроме серебряного века? И то тогда этим только в Питере занимались. Поэтому я не вижу здесь ничего, кроме расцвета поэзии. Даже если посмотреть на материальную сторону. В какой ещё стране мира молодой поэт будет ездить по городам и за деньги читать стихи? Во Франции или Америке? Да ни в жизнь. Поэтому жаловаться на это грех.

 

— То есть к Америке и Европе отношение твоё понятно...

 

— Не, не, не! Я хорошо отношусь к ним, вообще я западник. Я вот скоро в Гамбурге буду читать стихи. Вообще, считаю, что мы — Европа. Поэтому все эти крики про "гейропу" и прочее — это нелепость. В Питере, ну и у вас в Калининграде, то есть в западных городах кричать такую чушь — это просто унижать себя. Не знаю, кто это делает.

 

— А как за границей-то воспринимают твоё творчество?

 

— Я однажды читал в Финляндии, и там половина зала была финны, а другая — русские. Так вот после выступления хотели морды друг другу бить за власть российскую, а финн подошёл ко мне и говорит: "Как же круто" — переводили с финского мне. Я отвечаю: "Ты же не понял ничего". Он: "Emotions" — эмоции. Но, конечно, на чтения в Европе мало кто ходит, в основном русские эмигранты. А так мало кому там русская группа интересна. Я вот не знаю такой. У нас замкнутая система рок-н-ролла постоянно ищет себя. Где-то последние четыре года вижу у нас оживление в рок-сфере — молодые пришли. А молодость всегда права.

 

 

— А как тебе их саунд? Всё тот же русский рок играют?

 

— Ну вот раньше все записывали очень плохо. Так и родился этот пресловутый русский рок. Сейчас так уже не играют. Вот послушай молодых — вроде на тех же пищалках записывают, но звучат хорошо, не как русский рок, а на европейском уровне. А это очень хорошо.

 

— Некоторые считают, что современные группы просто копируют западные...

 

— Мне кажется, рок-н-ролл — это музыка копирования. В роке каждый у кого-то заимствует: Джон Леннон, тот же Пол Маккартни. Рок-н-ролл — это чёткое отражение постмодерна в музыке, по моему глубокому убеждению, и заимствование не имеет никакого порочного характера.

 

— На твой взгляд, где лучше выступать в России?

 

— В Питере (смеётся). Но везде публика разная, везде есть свои отличия, тонкие нюансы. В больших городах холоднее встречают, в маленьких теплее.

 

А в Калининграде много раз выступали. Очень нравится город. Правда, всё меньше и меньше чувствуется, что он европейский. Это печально, но что уже поделаешь? Такова реальность. Здесь мы у памятника Канту всю ночь пили. У нас много друзей в Калининграде, среди музыкантов тоже. Вот "Южный Пакистан" — отличная группа ваша калининградская.

 

— Как стихи сочиняешь? Для тебя это математика или больше некий поток сознания?

— Точно не математика. Мысли идут потоком, но уже несознательно отбираются. Есть уже сито, которое не пропускает то, что, на мой взгляд, плохо.

Есть такие песни, которые по пять лет лежали, но потом всё-таки вылезли. У одной из таких музыка была придумана моим первым гитаристом, ещё в 96 году, когда мы ещё даже не собрались. Он уже сам давным-давно умер, но эти аккорды мы в 2014 году записали. Приходит своё время для каждой песни. Бывает вот первые пять лет ты пишешь и считаешь, что это круто. А потом ещё через пять лет читаешь и думаешь: "Какая это чушь!". А через десять опять круто. И так вот постоянно всё меняется в собственном взгляде на свои стихи — будто бы и не ты их писал. Странное чувство.

— Сейчас можешь назвать любимое стихотворение или песню?

 

— Могу, но не уверен, что через три года совершенно не поменяется мнение. Я считаю, что из всего мной написанного за последнее время лучшее — это "В танце", такая серия стихов. Из песен, на мой взгляд, хорошая "Не смотри мне в глаза". Хотя популярной среди слушателей стала другая.

 

Я заметил очень странную вещь: большинство всегда право оказывается. Очень странно это от меня слышать, но так оно и есть. Я серьёзно прихожу к этому, ведь всё, что выбирает публика, — оно лучшее на альбомах. И это очень странно, потому что поодиночке все мы такие недалёки, а вместе выбираем лучшее. И это не то, что мнение большинства давит, но это действительно так, на этом классика стоит.

 

— А есть песни, которые вас раздражают, тебя и твоих музыкантов?

 

— "В нирване" пацаны уже не могут играть. Я не музыкант, так что мне всё равно. А вот ребятам ещё "Глаза ментов" надоели. Но там ещё и аккорды такие, как приятно выражаться, "блатные". Хотя я предпочитаю говорить "дворовые". Но, на мой взгляд, это нормальные песни, не знаю, что ребята угорают. Ну, можно их понять. Понимаешь, когда стоишь на 25-м концерте и играешь четыре аккорда, конечно, ты тоскуешь. Я всё равно считаю, что рок-н-ролл никогда не стремился за количеством аккордов, кроме странного периода 70-х . Настоящий рок — он всегда простой.

 

— В чём ты видишь смысл деятельности поэта, музыканта, художника?

— Ключевой вопрос в том, а для чего они на репетициях тусуют, убивают время? Для чего в клубы люди ходят? Для чего это всё? У греков было понятие "мистерия". Посмотри на современные рок- и поп-концерты, люди идут за тем, чтобы получить мистериальный опыт. Поэтому нас так обламывает, когда кто-то играет мимо, когда гитарист сыграл криво. Мы входим в структуру и находимся в ней, где всё понятно: здесь будет куплет, здесь припев, а здесь проигрыш. Это помогает нам жить и противостоять хаосу жизни. Может быть, слова высокие, но другого объяснения я не нахожу. Плюс эмоциональную волну публики ловим. Потому что это здесь сейчас, это не застывшая форма, как в электронной музыке, живой контакт. Дело даже не в том, что мы поём. Происходит мистериальный опыт, и когда он происходит, то концерт можно считать удачным. А не потому, что мы сыграли те песни, которые они хотели услышать.

 

— Расскажи о новом альбоме "Реакция", с которым приезжаете к нам.

 

— Вот теперь он начал мне нравиться, где-то уже с месяц. Я когда обычно альбом записываю, мне ещё полгода ничего не нравится. Ну, кроме "Порядка вещей", он мне сразу понравился и "ПОРНОмания". Сейчас вот слушаю — хороший альбом, хотя и не принято себя хвалить.

 

 

— Пару стихотворений во время концерта прочитаешь-то?

— Чтения у меня обычно отдельно проходят. А так сыграем новый альбом и песни, которые считаем самыми лучшими.

— А если фанаты попросят?

— Тогда, конечно, прочитаю! Да и автографы будем раздавать — мы у вас будем дольше, чем все остальные.

 

— Несмотря на то что всем известно, откуда взялось ваше название, ты любитель давать разные интерпретации аббревиатуре "ПТВП". Скажи, а ты сейчас ваш коллектив как ощущаешь, ближе к "танка", к "танкам" или к "термоэлектродным компенсационным проводам"?

 

— Мне больше всего нравится "ПроТиВоПоказано" — там есть все наши буквы аббревиатурные. Нравится эта формулировка.

— Кому противопоказано?

— Это уже каждый решает сам для себя. Субъективный индивидуалистический постмодернизм.

— Знаешь, сейчас очень модно обвинять музыкантов, поэтов, писателей в том, что они отрицательно влияют на сознания людей. То есть обвиняют искусство в том, что из-за него люди совершают разные глупости или встают на баррикады...

— Глупо думать, что стихи поэта изменили сознание людей настолько, что они пошли свергать правительство — это настолько нелепо. Другое дело, что поэт рефлектирует эти идеи раньше общества, и для правителя-тирана действительно кажется, что он виноват в этом.

 

— Так можно и Достоевского запретить...

— А почему бы его и не запретить — такое ведь пишет. У него в каждом произведении порнуха какая-то — пусть запрещают, дебилы. Они начали с Маркиза де Сада, а закончат Пушкиным. Ранний им, может, и подойдёт, а вот с поздним будут проблемы. Да и с ранним тоже. Самодержавную власть он не терпел по молодости и даже больше — призывал удавить последнего царя. Вот Пушкин призвал, и что? Из-за него восстание декабристов произошло? Какая ерунда. Тогда считали, что Пушкин виноват, так и сейчас. Мы вот только не Пушкин — нам до него, как до горы раком. Но сама рефлексия точно такая же, ничего не изменилось. Тут даже политика ни при чём, неважно, кто у власти. Русская жизнь особо не меняется.

— "Русское поле экспериментов" Егора Летова до сих пор актуально.

— Точно! Егор Летов отлично сформулировал это. Это, кстати, одна из моих любимых песен. В ней он поднялся до уровня высокой поэзии, настоящей. Это, конечно, его большая заслуга.

— Так что там насчёт пагубного влияния творчества на сознания людей?

— Это варварский взгляд на искусство. Мне кажется, что общество ещё не развилось, и мы с тобой в том числе. Просто варварски говорить, что вот искусство к чему-то может призвать, что оно обязано это делать. А раз призвало, значит, человек послушал и пошёл — это так наивно, что не выдерживает никакой критики.

— А сам-то ты как считаешь?

 

— Искусство вообще ничего не должно ни давать, ни отбирать. Оно существует само по себе, а человек может к нему прикоснуться и кайфануть или не прикоснуться. Вот и всё. Это космос, который постоянно среди нас, к которому можно прижаться и почувствовать, что наша жизнь не такая уж замкнутая комната, как считал Бродский. Это то, что даёт нам возможность через мистериальный опыт выйти к общему значению, к какому — узнаем только после смерти. Но через искусство мы к этому значению можем прикоснуться. Искусство одним краем упирается в сушу, а другим уходит в море, то, что только после смерти будет, а то, что упирается в сушу, можно потрогать.

 

— То есть ты согласен с мыслью, что без искусства человек не более чем животное?

 

— Это моё мнение, я всё-таки поэт, как я ещё могу считать. Тем более, ты меня спрашиваешь в день поэзии об этом. Это моё чёткое убеждение. И, кстати, Сократа и Платона тоже.