В субботу, 17 декабря, в клубе Yalta состоится концерт группы "Кукрыниксы". Музыканты представят калининградской публике новый альбом "Артист". В преддверии мероприятия корреспондент Клопс.Ru дозвонился до лидера коллектива Алексея Горшенёва и побеседовал с ним. Несмотря на проблемы с мобильной связью, рокер успел рассказать, отчего не хочет стричь волосы, как копит "личную агрессию" и что такое "творческая беременность".
— Вы сейчас со мной беседуете как раз перед концертом. Скажите, как вы используете личное время, чтобы подготовиться перед тем, как выйти на сцену, и как вы его проводите?
— Вы знаете, хожу. Хожу от стенки к стенке... Концентрируюсь, как кошка перед прыжком. Это такой способ мобилизации. И ещё, может, попытка убедить себя в том, что я артист и что всё могу.
— Алексей, вашей группе уже двадцать лет, и вы каждый раз перед выходом убеждаете себя, что вы артист?
— Сколько ты существуешь в этом мире и сколько ты занимаешься своим делом — это совсем неважно. Важно войти в бой. Для этого нужна такая "личная агрессия" — свой личный настрой. И он у меня "собираемый", то есть я не всегда в боевой форме. Я же не хожу в магазин артистом. Я нормальный парень. Но при этом когда я вижу, что впереди у меня большое дело, то мне приходится, несмотря на то что я на сцене уже двадцать лет, это дело всё время аккумулировать.
— Ваш внешний облик брутален. Даже несмотря на то что я часто слышу в вашей музыке оттенки пост-панка, облик ваш всё-таки говорит о пристрастии к готике. Скажите, почему вы до сих пор не срезали свои шикарные длинные волосы и не передумали одеваться преимущественно в чёрное?
— Потому что я не гонюсь за модой. Я не играю в направления музыкальные. Я вообще не играю и никогда не играл. Для меня не существует в музыке стилей, то есть панка, поп-панка, готики... Я считаю, что жизнь человека, в частности моя, порождает что-то и где-то. Какая-то моя мысль, моя задумка, моя внутренняя эстетика — не внешняя, а именно внутренняя — должны выражаться именно в том направлении музыки, которое более доступно для слушателей. Для меня неважно музыкальное направление — мне важно, чтобы моя мысль дошла до слушателя быстрее и надежнее. Так у меня есть возможность заполучить единомышленника в короткий срок.
— Вы на сцене довольно экспрессивно себя ведёте, а в жизни вы тоже бываете агрессивны?
— Я не могу сказать. Ну что значит "агрессия"? Если это того требует, то да, а так я не играю в эти игры. Это так, только когда я артист. Бывает, что и в жизни я артист, но это не является законом. Знаете, когда замороженный ходит такой персонаж — и воспринимают его именно так. Я считаю, что люди должны быть разными, люди должны быть и весёлыми, и грустными, и позитивными, и какими угодно. Вообще, жизнь сложная и интересная, и лишать себя этого разнообразия я просто не хочу. На самом деле это глупо: я не персонаж, а живой человек.
— Иннокентий Смоктуновский у вас фигурирует как минимум в двух композициях. Кто и что для вас этот человек?
— Это человек, которого я проанализировал больше, чем остальных людей, про которых я когда-либо пел. Он у меня вызывает симпатию, и я считаю его артистом номер один, во всяком случае в нашей стране. Конечно, я могу взять Леонова, Абдулова, Янковского, но, мне кажется, именно Смоктуновский — "космический" актёр. Он более земной, более понятный... Но при этом Смоктуновский и очень странный, очень и очень сложный... Поэтому, когда я его разрабатывал (назовём это так), мне потребовалось много времени.
— "Боль в затылке, ощущение собственного желудка..." — это я сейчас не дословно, но это оттуда цитата? Это как-то перекликается с вашими ощущениями?
— Да, это как раз находится в его актёрских записках. Так же — Сергей Есенин, так же, как я делал композиции про других людей... Я считаю этих людей своими единомышленниками и своими друзьями. Точно так же я воспринимаю и своих слушателей: я не считаю их фанатами или поклонниками — я их считаю единомышленниками. Поэтому для меня выбор человека, про которого я буду петь, очевиден: я пою как будто про себя. Именно это, возможно, должно найти отклик в душе другого человека, который смотрит на меня и слушает песни. Именно это я и стремлюсь дать людям: "Я такой же, как вы, друзья мои. Я такой же, посмотрите, и давайте вместе будем дружить. Потому что жизнь — сложная штука".
— Талантливые люди, артисты, такие как Иннокентий Смоктуновский и другие, выгорают на сцене, то есть они отдают больше гораздо, чем получают?
— Не факт. Я бы не сказал, что они выгорают, как какая-то свечка или какой-то огонь... Я считаю, что они отдаются. Я бы ещё хотел поднять такую тему, если мы говорим об артистах, о сцене — да то же самое касается и поэтов и художников: это людям дано сверху как наказание. Каждый человек несёт свой крест, и неважно, следователь он, повар или артист. Просто у артиста это больше заметно.
— Вот скажите: в одном из интервью вы некоторые города назвали вычурными, а другие — простыми.
— Нет, я не так выразился — там изменили формулировку. Я сказал "тёмные" города. Я объясняю: там очень слабая энергия либо энергия иная... Тёмные города, как и люди. Люди тоже такими могут быть. Энергия — она же ведь живёт во всём.
— Каким же Калининград вам кажется?
— Хороший город. Мне нравится. Он европейский, не забывайте об этом. Я такую тенденцию заметил, что чем ближе города к европейской зоне, тем больше нас там понимают. Для меня это уже давно стало законом: чем ближе к Европе, тем мы доступнее получаемся — уж не знаю из-за чего.
— Вы творчеством Есенина серьёзно очень увлекаетесь, а есть ли ещё какие-то произведения — необязательно поэтические, может быть из изобразительного искусства, кинематографа, которые вас вдохновляют на создание чего-то нового?
— Действительно, как любого человека, вдохновляет всё, что является большим, добрым и интересным. Есть и книги, и фильмы, есть даже целые личности, которые меня вдохновляют. К примеру, Константин Эдуардович Циолковский.
— Вы как-то в одном из своих интервью сказали, что в Москве рок-н-ролла нет...
— Я имел в виду, что осмысления, зачем это делается, в Москве гораздо меньше, чем, допустим, в Петербурге или в Екатеринбурге. Осмысления! Зачем ты лупишь по этой теме? Москвичи больше эстеты, а мы (питерцы — Прим. ред.) больше думающие люди. Возможно, это так заложено в местности... Всё-таки столица — это ярмарка.
— После всем известного печального события — кончины вашего брата — вы взяли за правило на своих концертах исполнять пару песен "Короля и Шута". Какие в этот раз композиции "КиШ" калининградцы смогут услышать?
— В этот раз мы играем "Фокусника" и "Танец злобного гения".
— Скажите, вот ваш брат — талантливая, творческая личность, и вы такой же. Можно ли говорить о наличии соперничества между вами? Не хотелось ли доказать родителям или друзьям, что вы круче, как всегда это у родных братьев бывает?
— Да, вы знаете, такая тема есть. Стандартная конкуренция в чём-то между братьями, между соседями, между приятелями существует и будет существовать. Это нормально. А всё остальное — у нас не было вот этого спорта: ты больше — ты меньше или ты лучше — ты хуже... Мало того, не забывайте, что он был мне старшим братом, а это уже для меня изначальная подстава. То есть, как бы я ни старался, я был младшим, и естественно, подзатыльников у меня было гораздо больше, чем у него.
— А скажите, чему вы от него научились? Есть такой урок?
— Я об этом не задумывался. Он же не учитель, он просто старший брат. И я не могу сказать, что я учусь. Да, я наблюдал за ним, некоторые вещи перенимал. Мы с ним разные люди были... Наверное, даже в чём-то противоположные. Я не стремился что-то у него взять. Я наблюдал и анализировал — это да, но что он меня как-то вёл и учил — это абсолютно не так.
— У многих творческих людей есть какие-то, может быть, не кумиры, а люди, которых они безмерно уважают, и бывает, что иногда — может, не специально — им подражают...
— Нет, это не про меня. Людей много, которых мы видим, и мы их подсознательно копируем в чём-то... Конкретно ничего ни от кого не берётся.
— Ваши композиции вот уже двадцать лет подряд в различные чарты стабильно попадают. А бывает такое у групп частенько, когда альбомы какие-то больше прогремели, а какие-то незаметно прошли для публики...
— Вот в этом отношении я спокоен. Да, это так, и пусть это будет так.
— А тяжело вам работа над новыми альбомами даётся? Вы страдаете над каждой композицией?
— С музыкой — нет. С текстами — да, с ними тяжело.
— А откуда черпаете вдохновение для текстов? Вот я истории у вас слышу частенько.
— Я это называю "творческая беременность": сначала я это всё накапливаю, а потом это рождается естественным путём. Но этот естественный путь очень тернист. Вот так вот просто сесть и выдавить из себя какую-то композицию — это мегасложная тема. Бывает, конечно, влёгкую, но бывает и по-другому. Ты это странным образом чувствуешь, и рождается это тоже нестандартно. Я никогда не делаю это по каким-то законам. У меня схем нету. Это не алгоритм, по которому можно шпарить. Именно этим все личности, наверное, и отличаются. Что если бы мы всё делали по какому-то алгоритму? Мы хотим быть единственными личностями, незаменимыми, интересными.
— А можете признаться, какая самая личная, самая интимная композиция из всех вами написанных была?
— Не могу. Они все для меня интимны.
— А бывало такое, что непонятым вы оставались, вкладывая в произведение какую-то конкретную мысль?
— Постоянно. Идёт вечная борьба с окружающим миром. Недопонимание постоянно и везде. Слушатели запросто наделяют другими смыслами композиции, это ведь их жизнь — и они так это понимают.
— Приходится объяснять или оставляете как есть?
— В некоторых интервью я объясняю свою позицию по поводу песни "Вера-надежда-любовь". Вот приходится пояснять, люди недопонимают, а я вот над этим работаю. Это же мои мысли, я должен их донести. Это сложно, но можно.
— А как вы поняли, что в Калининграде и других европейских городах вас лучше понимают, чем, может быть, в других регионах?
— Наверное, как-то всё-таки я это чувствую. Вот я знаю, а как и откуда — это объяснить не смогу. Но я это вижу и знаю.
— Я надеюсь, мы это тоже почувствуем, когда к вам на концерт придём. Скажите, будут ли ещё какие-то новинки на предстоящем калининградском концерте, которые неожиданностью могут стать для тех, кто уже был на ваших концертах?
— Как меня раздражает вот эта история по поводу сюрпризов! Или, вы знаете, люди ещё, бывает, говорят: "Грандиозное выступление будет!". Я это терпеть не могу! Это же просто издевательство над людьми: "Это будет грандиозное, фееричное шоу!". Люди приходят, а там одна и та же вата. Я поэтому никогда ничего подобного не обещаю. Я не говорю: "У нас там будет говорящая обезьянка, которая будущее вам предскажет". Мы играем рок, мы думаем рок и хотим, чтобы вы были нашими единомышленниками. Всё остальное меня не интересует никак.
— А про сидячие места в залах, где проходят рок-концерты, вы как-то говорили что-то отрицательное.
— Да, меня это раздражает. Мне кажется, что люди там спят.
— А если люди выпивают на концерте?
— Да ради бога! Если они хотят — что ж, пусть пьют, едят. Раздражает, если за столиками люди сидят. Хотя, если я бы играл в пивной... Ну значит, в пивной — что ж такого? Хотя мне, конечно, не очень нравится вся эта "корпоративная" тема...
— Норильск, Иваново, Калининград... И все разные климаты. Вы с собой что возите обычно? У вас есть такой набор — пуховик, дождевик... Или вы в одной кожаной куртке — вы уж извините за детские представления о рокерах — и в снег, и в зной?
— В основном, если мы знаем, что там минус сорок, например, мы, конечно, утепляемся, как любой человек. В какой-то мере мы о себе всё-таки заботимся. Ваше представление нормальное, адекватное. Только надо учесть одно: эта рокерская тема откуда вышла? Допустим, из Англии либо из Средней Америки. Там не бывает минус сорок, поэтому люди ходят в этих своих косухах — и это естественно. Однако если вдруг какой-то эгоистичный рокер почувствовал, что ему холодно, то, поверьте мне, он не будет ходить расхристанным, если он трезвый.