В долгожданном фильме Алексея Германа "Трудно быть богом", который снимался больше десяти лет, одну из ключевых ролей сыграла калининградская актриса Наталья Мотева.
Наталья родилась и половину жизни прожила в Калининграде. Во время учебы в школе стала ходить в театральную студию Бориса Бененсона, где и решила стать актрисой. В 2000 году окончила ГИТИС и работала в Московском ТЮЗе. Наталья снималась в роли девушки главного героя Руматы картины "Трудно быть богом" с 2002 по 2004 годы. Наталья Мотева рассказала в интервью "Клопс.Ru" о съемках легендарного фильма.
– Как вы попали на съемки фильма?
– Алексей Юрьевич (Герман – ред.) был знаком с художественной руководительницей московского ТЮЗа. Он позвонил ей и спросил, есть ли у нее кто-то на примете для роли. Дело в том, что другая актриса уже была утверждена, но ему почему-то не нравилась. И она послала на пробы меня. Режиссера не было в этот момент, пробы проводил другой человек, и это было не как сейчас, а с фото, видео, гримом и костюмами.
– Вы, наверняка слышали о крутом нраве режиссера. Не страшно было сниматься?
– Как ни странно, меня вообще это никак не касалось. Он относился ко мне буквально как к дочери. Конечно, были какие-то моменты... Одну из актрис, например, кололи шилом. Правда он утверждает, что вилкой, но люди говорят, что это неправда – её кололи шилом из-под стола, чтобы она сцену сыграла, как ему надо. Меня пугали этим, но ничего такого не было. До такой степени доходило, что грели лужу в павильоне, в которой я стояла. Я в резиновых сапогах стою, а ее все равно греют кипятильником. Вот такое было отношение.
Не знаю почему, честно. Сейчас уже стали мне говорить, что может быть просто мы похожи со Светланой, его женой. Может быть характером, какими-то проявлениями. Но пока он был жив, ничего такого не говорили. Он относился ко мне как к дочери. Не знаю, не могу это объяснить.
– Ваша роль в фильме занимает около десяти минут, но вы работали над ним полтора года. Как так получилось, что это заняло столько времени?
– Вообще и съемочный процесс, вся работа над фильмом занята 15 лет. Материала было, естественно, больше – хватило бы, наверное, на три фильма. Сами съемки в современном смысле нетрадиционные, не такие как обычно. Ты приезжаешь, и Алексей Юрьевич объясняет всем участникам, помощникам, чтобы он хотел в этой сцене видеть. И вот мы, значит, эту сцену осваиваем, снимаем всё на видео. А уже потом, если Алексею Юрьевичу нравится, то начинаем снимать на пленку. Там же кадры очень длинные, не так как сейчас. Нужно было все прям по долям секунды выверять. Все очень витиеватое, сложное, интересное, поэтому так много времени занимало. Кроме того, периодически кончались деньги, государственных денег не было вообще, только частные инвестиции. Иногда не мог играть кто-то из артистов, Ярмольник, например, снимался в других местах. Иногда Алексей Юрьевич болел.
– Какую самую долгую по времени сцену вы снимали?
– Не знаю, всё было очень долго, и зависело от того, нравится ему или нет. Например, режиссера не устраивало что-то в смерти моей героини. Он её долго переснимал. Все эти пиротехнические команды приезжали, но ему не нравилось, как кровь бьет из раны. Они пробовали состав крови, чтобы было так, как ему нужно. Потому что он твердо знал, как ему хочется, чтобы это выглядело. И добивался этого.
Степень доверия к режиссеру была такова, что как он говорит, так и должно быть. И это не потому что он – гуру, учитель. Просто ты понимаешь, когда смотришь ему прямо в глаза, что этот человек – гениальный и профессиональный. И если ему не нравится что-то, значит на это есть причины. Когда ты любишь человека, стараешься ему угодить.
– А другие актеры тоже примерно так чувствовали?
– Ярмольник, конечно, очень вредный был. К нему нужен был свой подход. Но в чем ещё заключается гениальность режиссера, что он должен всё держать в своих руках. Если бы не Герман, возможно, у нас были бы конфликты. Но Ярмольник, во-первых, старше, во-вторых, опытней. Он хороший человек, хороший партнер. Мне было с ним очень удобно. Но Алексей Юрьевич умел все это так организовать, чтобы всем все было хорошо.
– Это правда, что на съемках было большое количество непрофессиональных актеров, людей с улицы, пьяниц?
– Все роли, которые требуют игры, проживания, играли профессиональные артисты. А слуг, второстепенных персонажей играли простые люди, даже не загримированные. У нас была история про дядю Вову, который снимался почти во всех кадрах. Он был пьяницей, алкашом, а когда стал сниматься, постепенно перестал пить. Потому что Алексей Юрьевич называл его по имени-отчеству, взывал к его чувствам: "Ну что же ты, завтра не пей, у нас же съемки". Дядя Вова относился к нему с пиететом, и потом я узнала, что он начал сниматься в других фильмах, массовках. Стал зарабатывать, у него появился стимул к жизни.
– Вам пришлось пойти на какую-то жертву ради этого кино?
– Нет. Он только не разрешал брить подмышки, потому что всё должно выглядеть естественно, ногти не разрешал отращивать. Вот у одного актера были проблемы с зубами, хотя он и мог сохранить себе какое-то их количество. Герман сказал ему как-то: "Слушай, а неплохо было бы если бы у тебя осталось два зуба". И он, не задумываясь, вырвал все. После съемок он ходил со вставной челюстью.
– В каких фильмах вы еще снимались?
– Я мало снимаюсь, потому что у меня четверо детей. Больше работаю в театре, и на съемки у меня просто не было времени. А вот в театре я играю до сих пор. Как получится, я планирую получить второе высшее образование, потому что актерство, особенно театр, уже для баловства больше, не для профессии.
– Вам помогло в профессии то, что вы занимались в театральной студии Бориса Бененсона?
– Да, это всю мою жизнь определило. В этом отвратительном переходном возрасте ты вдруг понимаешь, что к тебе относятся как к личности, как к человеку. Борис Иосифович изначально относится по-другому. В общем, он дальнейшую мою не жизнь, а судьбу определил. Я говорю сейчас не только про актерство. Просто мне захотелось куда-то поступить, как-то продолжать двигаться. В том возрасте меня никуда не брали из-за того, что у меня было отвратительное поведение. Я поступила в театральный класс, поскольку больше ничего не умела, и знаний у меня было ноль. Я пошла туда, потому что больше никуда меня не брали. И только там поняла, что нужно как-то надо собой поработать, что-то делать, чтобы потом дворы не подметать. Знакомство с ним определило мою жизнь.
– Вы часто встречаете на съемках калининградских актеров?
– В Москве очень много калининградцев. Мне при поступлении во ВГИК даже рассказывали легенду: когда абитуриенты узнают, что кто-то из них поступил, то это значит либо блатной, либо из Калининграда.