Не ходите на премьеры в театр, чтобы не разочароваться

В Калининградский драматический театр приехал из Петербурга режиссер Анатолий Морозов. Он начал работу над спектаклем "Тайна отеля Regal", по пьесе английского драматурга Алана Эйкбурна "Дверь в смежную комнату".

Громкую премьеру назначили на первые числа марта. Репетируют с нашими актерами каждый день, а то и по два раза в день, до ночи. Режиссер говорит, что времени мало. Все оставшиеся недели и дни до премьеры, он будет работать в Калининграде.

Анатолий Морозов работал в Питере в театре Ленсовета и был главным режиссером театра сатиры на Васильевском. Потом стал свободным художником, много ездил по стране. Ставил спектакли в Ростове, Москве, Новосибирске, Орле, Белгороде, Тольятти, в Америке, Испании… И это уже не первая работа режиссера в Калининграде. В 2000 году он ставил в нашем драмтеатре «Священных чудовищ» Жана Кокто, а за несколько лет до этого − "Королевские игры в Эльсиноре".

− Это было в 1996 году. Я приехал по приглашению Николая Петерова, тогдашнего худрука Калининградского драмтеатра. Мы сделали два спектакля, я должен был делать третий, мы уже договорились… Но потом здесь произошла пертурбация и смена руководства - Петеров ушел. Мои связи с театром оборвались, пропали. Я понимаю, что здесь все театральные взаимоотношения очень субъективные и сложные. Проникаешься доверием к какому-то человеку, и вдруг он оказывается вне театра! Я это воспринял как собственное оскорбление. Я тогда воспротивился, написал письмо в защиту Петерова. Но контракт с ним не продлили. Я и решил, что мои контакты с театром закончены. Я не хотел восстановления этой связи, решил, что больше в Калининград не приеду…

 

− Но вы снова в калининградском театре. Что же случилось?

− В прошлом году Калининградский театр приехал на гастроли в Санкт-Петербург. Я, не афишируя себя, пошел и посмотрел спектакль, просто как зритель. После спектакля встретился с актерами. Я увидел такое эмоционально теплое отношение актеров ко мне! Они буквально кинулись на шею: «Где вы и что вы? Давайте сделаем! Приезжайте». Так что наши предыдущие встречи запомнились. Это было не просто – приехал режиссер, поставил спектакль, и его сыграли. Нет, возникла человеческая тяга и доверие друг к другу. Я сомневался, потом удивлялся, а потом начал размышлять. Так и возникло горячее желание приехать в Калининград и снова встретиться с этими и другими актерами. Вот такая случайность. А если бы они не приехали тогда в Питер? А случайность всегда играет роль в нашей жизни.

− Почему вы выбрали "Дверь в смежную комнату", именно эту пьесу?

− Есть поверхностный слой этого выбора. Это хорошо написанная пьеса, которая несет в себе необходимые элементы сегодняшнего зрелища. В ней есть детективная, фантазийная и человеческая основа. Для меня открытием современного прочтения классики стал "Шерлок", которого показали по телевидению. Так вот и это английская пьеса, которая несет в себе элементы английского юмора и фэнтези – есть путешествие во времени. Ну а без детективной основы сегодня не обходится ни одно хорошее кино.

Есть и второй слой выбора. В пьесе Алана Эйкбурна герои путешествуют во времени. Человек начинает пробовать изменить свою жизнь, прожить ее заново и по-другому. Иногда ведь думаешь – эх, зря я тогда сделал так, можно было по-другому. Каждый из нас задает себе такой вопрос. В путешествии во времени в прошлое или будущее есть элементарная человеческая основа. Мы все путешествуем в прошлое, вспоминая те годы детства и юности, и мы все путешествуем в будущее, пытаясь представить, что будет с нами через год, пять, десять лет.

− Иногда такое путешествие может быть страшным.

− Да! Оно страшно своей неизвестностью и непонятность. Прошлое же страшно тем, что порой думаешь: «Эх, вот там я маху дал». Вот я, например, думаю, может быть мне не надо было заканчивать Московский авиационный институт, а сразу нужно было идти в театральное. А может, наоборот, нужно было продолжить научную деятельность в области космонавтики. Я ведь пришел в театр уже взрослым и сознательным человеком, получил второе образование. Но именно театр дал мне возможность увидеть страну и мир – я много ездил. Размышления эти мои философские. Я прихожу к тому, что жизнь сложилась хорошо и хорошо, что я нахожусь сейчас в Калининграде.

Пьеса Алана Эйкбурна именно о таких возвращениях, путешествиях и размышлениях. Она о том, что от твоих поступков зависит не только твоя судьба, но и судьба близких людей: семьи, родных, друзей. Надо думать не только о себе. Ведь пока мы вместе, мы можем сохранить частное, семейное единство. А семья для меня это не только родня, а еще и близкие люди, с которыми мы связаны в жизни. Пьеса эта - не чистая комедия, это комедия с человеческим посылом. Жанр я определяю как комедийный триллер. Только не надо думать, что триллер - это кровь рекой.

− Смех в театре и смех в кино, на экране телевизора. В чем разница?

− Есть "ржа" − это когда тебя щекочут чем-нибудь пошлым и говорят: "Смейся!". Мне это неинтересно. Я не хочу и не могу смотреть Петросяна. Я сам вышел из студенческой самодеятельности, но и КВН я не могу смотреть. Они остановились в своих остротах 30 лет назад и не ощущают время.

А есть комедии, когда смех внутри тебя накапливается, это смех над собой, над жизнью. Ты выходишь очищенный, потому что посмеялся над собой, над тем компотом, в котором ты оказался или над той лапшой, которую тебе повесили на ушу. И это тоже смех! Жизнь человека по абсурдности своих поступков это тоже комедия. Я за англиканскую, интеллектуальную комедию.

Смех в театре бывает разный. Порой зритель в театре хочет поржать. Я этому удивляюсь, потому что этого достаточно по телевизору. Включи любой канал – ну просто идет соревнование идиотов.

В кино я люблю комедии Вуди Алена, потому что в них ироничный, саркастичный, интеллектуальный смех. Нет глупости.

Есть фраза: "Искусство должно помогать человеку жить". Из театра человек должен выходить не придавленный, а получивший духовный запас, чтобы прожить завтрашний день, а потом и следующий день. Ведь сейчас жизнь такая, что за сегодняшний и за завтрашний день тревожно. В театре нет школьных истин, но есть эмоциональное соприкосновение людей.

− Вас легко рассмешить?

− Трудно сказать, над кем и чем смеяться. Есть замечательный фильм «Давайте потанцуем» с Ричардом Гиром. Он обаятельный, светлый, солнечный. Для меня это не эталон, но интересный ракурс восприятия жизни. А фильм «Реальная любовь»? Он тоже улыбчивый. Сегодня мы должны улыбаться друг другу. Это главное.

− Бывает, что премьера оказывается хуже репетиций?

− Как правило, так и есть. Лучшие спектакли бывают сыграны или до премьеры, когда актеры свободны и не задумываются над реакцией зала, пока нет зажатости, или уже после премьеры. Второй спектакль, как правило, проваливается. Премьера не проваливается, но она напряженная. В ней нет простоты, человечности, пропадает юмор. Не ходите на премьеры, если не хотите разочароваться.

Зрителю идти надо на пятый или шестой спектакль. Они лучшие, тогда возникает то, что было задумано. К сожалению, приглашенные режиссеры этого уже не видят, они так и уезжают с этой премьерной напряженностью. А зрители все лезут на премьеру, но их можно понять.

− Часто на премьеру приходят чиновники, высокие гости садятся в первые ряды. На актеров это действует – все эти пиджаки, которые сидят перед сценой?

− Актеры могут и не замечать их. Но публика специфическая. Есть какой-то элемент обязаловки. Раз пришел начальник, то должен придти и его заместитель, за ним вся свита. Причем все с женами! Это самая похоронная публика. Они боятся засмеяться, боятся улыбнуться. Они смотрят на то, как реагируют другие. В итоге возникают очень напряженные отношения между сценой и зрительным залом. Зрители эти приходят порой не столько на спектакль, сколько показаться. Доброжелательность на премьерах возникает редко.

Есть и еще одна особенность. Приезжаешь в этот же город через год или два. Спектакль твой идет и актеры говорят: «Вы знаете, мы все сохранили, как было. Мы играем как на премьере было!». Для меня это оскорбление. Я говорю: «Да вы что! Вы же похоронили спектакль». За год в нашей жизни так резко меняется ритм и атмосфера вокруг, настроения в обществе, что играть также как было нельзя. Получается заигранная пластинка. Изменения должны быть. Какие? Нужно чувствовать ритмы жизни, должны меняться и ритмы существования на сцене. Актерам трудно без режиссера. Когда работаешь в театре, следишь за своим спектаклем. А когда ты далеко… На приезжем режиссере больше ответственности. Нужно создать не железобетонную конструкцию, не робота, а живая конструкция, чтобы актеры моги в нее привносить что-то.

− Часто от актеров приходится слышать такие вещи, что режиссер - это главный человек, ему нельзя перечить. Ну, прям преклонение перед божеством и страх перед монархом. Вы какой режиссер?

− Иногда актер говорит: «Я готов выполнить все. Говорите, я это сделаю». Эдакое тесто, из которого можно слепить все, что угодно. С таким актером я не хочу работать, он мне не интересен. Не собираюсь работать с тестом. Мне интересен актер, который предлагает. Моя функция режиссера убедить актеров и сказать им, про что я хотел бы поставить и как. Важно заразить актера, чтобы он ощутил свою свободу, и предлагать начал разные варианты, из которых можно выбрать интересный. Я не режиссер-диктатор, но у меня есть свое решение в каждой пьесе. Я не терплю разболтанности, не люблю лености и говорильни. Я готов пойти за актером, а не навязывать ему только себя.

− Так можно отпустить актера и совсем потерять влияние, отвязать его от себя.

− Нет, от своего решения я не отпущу. А режиссерскому решению надо подчиняться. И вы правы. Каждый может делать что хочет? Нет, конечно. Есть определенные рамки, коридор, желоб. Впереди Олимпиада в Сочи! Там будут спортсмены по желобу на санях ехать. Желоб один, сани одинаковые, но каждый едет по-своему, кто-то оказывается первым, а кто-то последним. Не надо путать это с рельсами американских горок, когда все едут одинаково. По желобу можно чуть вправо, чуть влево. Но ты должен придти к финалу. Я очень люблю спорт, смотрю соревнования. Если есть эмоциональный кусок, то мне важно не то, как актер его сыграет, а то, как он будет, подобно спортсмену, разбегаться до него, как он будет копить и подходить. Когда бьют пенальти, я пытаюсь угадать – забьет или нет, попадет или промажет. И прыжки в высоту. По разбегу я угадываю, возьмет высоту или нет.

− Вы, наверное, Елену Исинбаеву любите. Она всегда загадочна в подготовке к прыжку.

− Да. Она молодец девчонка. Совершила подвиг, когда ушла на время, потом вернулась и завоевала. Я переживаю, а получится ли у Плющенко в Сочи. Не знаю! Иногда хочется сказать: «Уходя, уходи». Теперь против Плющенко будет все и вся. Вся мировая пресса, все судьи против. Победить будет очень непросто. Другим мелкие ошибки простят, а ему – нет, его попробуют угробить.